Книга Канцелярская крыса. Том 1 - Константин Сергеевич Соловьев

Чертовы табу! И почему он не сообразил допросить своего помощника-референта в первый же день? Понадеялся на внешность, будто не зная, что нет ничего обманчивее внешности. Поделом тебе, горе-полковник… Или рыбный повар? На этом проклятом острове ты обрастаешь фальшивыми покровами с пугающей быстротой, приятель.

Оставалось ждать. И Герти ждал.

Это походило на затянутую пытку. Бойл и его люди оставались без движения несколько часов. Глаза их, потерявшие всякое подобие человеческого выражения, сделались окнами в душу, с которых кто-то снял ставни и занавески. Только вот и души их в этот момент были пусты, как свежеокрашенные комнаты, в которых нет пока даже мебели. Не люди – пустые аквариумы, заполненные непонятной прозрачной жижей. Жуткая это была картина, и Герти вынужден был созерцать ее бесконечно долго, пока Бойл плескался в видимом только ему одному океане.

Когда он вынырнул, время приближалось к рассвету. Над покосившимися крышами Скрэпси вставало солнце, тоже выглядящее захватанным, потертым, будто бы на ночь кто-то спрятал его в грязный чулан. Бойл захрипел, судорожно дергая губами, заново привыкая дышать ртом, а не жабрами.

– Хопу пару… – выдохнул он по-маорийски, вращая слезящимися глазами. – Селедочные потроха! Что за дьявольскую смесь ты изготовил, приятель?

– Вам понравилось? – осторожно спросил Герти.

– Понравилось?.. Клянусь сушеным хеком, я плавал так, как никогда в жизни! Ох ты ж черт… И это с обычного лосося? Ну, значит… Ох. Как называется эта штука?

– Лосось мудрости[106], – ответил Герти первое, что пришло в голову.

Что ж, не самое дурное название для рыбного блюда, даже остроумное. Надо будет взять на заметку, на тот случай если после полковника он станет метрдотелем или держателем ресторанчика рыбной кухни…

Бойл оторвал свое грузное тело от стойки, расправил захрустевшие члены, почесал бороду. От бороды вновь отделилось несколько грязно-перламутровых чешуек, и Герти только сейчас сообразил, что чешуйки эти попали в бороду Бойла не случайно. Собственно, они туда вовсе не попадали. Они там возникли.

– Как тебя зовут? – спросил Бойл.

Интересно, подумалось Герти, какой ответ больше пришелся бы ему по душе – «Гилберт Уинтерблоссом, деловод» или «полковник Уизерс, служащий Канцелярии»?..

– Накер[107], – Герти кашлянул в кулак, – Иктор Накер.

– Интересная ты рыба, Накер, – сказал, прищурившись, Бойл. – Значит, вот что. Поплаваешь пока с моим косяком, а там видно будет. Говоришь, знаешь много таких штук?

– О да, более чем достаточно.

– Дюжину?

– Больше.

– Две?

– Еще больше.

– Это хорошо. – Бойл удовлетворенно кивнул, глаза светились мягким подводным свечением. – Мне нужны такие штуки. И моему заведению. С этого момента, значит, назначаю тебя главным здешним куховаром. Заместо Щуки. Тот пусть в полотеры идет. Всем ясно?

Приходящие в себя головорезы заворчали, выражая то ли одобрение, то ли поддержку.

– Наружу ни ногой, понял, Накер? Нечего тебе на улице делать. Здесь Скрэпси, место худое, одни острые рифы, живо пузо себе порежешь… Сиди здесь и стряпай, вот и все твои заботы, все условия я тебе обеспечу, как в лучшем ресторане Айронглоу!

Наверно, подобное облегчение испытывает мелкая рыбешка, обнаружив, что рыбацкая сеть прошла в двух дюймах от нее.

– Премного обязан, мистер Бойл, – пробормотал он. – А мой… мой…

– Помощник твой? Ну нет, наверху я его не оставлю, иди знай, что выкинет. Поживет немного внизу, в подвале, с нашими рыбками. Теперь он не твоя забота. И вообще все на свете не твоя забота. Только стряпай каждый день да рецепты записывай. На бумажку, значит. И жизнь твоя будет вкуснее кетовой икры.

Герти через его плечо покосился на дверь. Она располагалась в паре десятков футов, но в то же время была недосягаема, как мифический Яскон[108].

«Отлично, – подумал Герти, тщетно силясь улыбнуться. – Я был клерком, я был полковником, я был бродягой. Теперь, значит, я стал поваром в наркотическом притоне. Мог бы я рассчитывать на подобную карьеру в Лондоне?..»

– Буду счастлив вам помочь, мистер Бойл, – заверил он. – Вам и вашему заведению.

Улыбка Бойла, узкая и длинная, походила на лезвие филейного ножа, которым потрошат рыбу.

– Будешь, – сказал Бойл, глядя ему в глаза. – Непременно будешь.

* * *

Для Герти потянулась новая жизнь, и жизнь эта показалась ему склизкой, как несвежий селедочный хвост.

Может, Бойл и не очень хорошо разбирался в рыбе, но за заведением своим он следил, а за персоналом и того больше. С самого первого дня Герти ни разу не удавалось оказаться ближе чем на два фута к двери, но даже если бы он преодолел этот роковое расстояние, то уперся бы лицом в зияющее дуло уже знакомой ему лупары. Достаточно широкое для того, чтоб породить эхо его последнего крика.

Бойл едва ли имел за спиной весомое образование, но имуществом своим распоряжался очень рачительно, и неважно, что это было, столы, керосиновые лампы или кухонный инвентарь. Теперь к этому имуществу относился и сам Герти.

Помимо громилы с ружьем, проводящего по двадцать часов в сутки возле двери, точно гвардеец у королевских покоев, было еще трое, сменявших друг друга. Глаз с Герти они не спускали, даже в тех случаях, когда ему требовалось отлучиться в нужник. От этого постоянного внимания, причем не замаскированного, а самого откровенного и пристального, жизнь стала делаться невыносимой. А ведь у нее теперь было множество других граней, не менее отвратительных.

Каждый вечер, едва лишь над Новым Бангором начинали сгущаться сумерки, принося с собой духоту и некоторое освобождение от палящего солнца, в притон начинали стягиваться люди. Герти хотелось верить в то, что это люди, хотя глаза то и дело убеждали его в обратном. В прорехах грязных плащей посетителей он то и дело замечал посиневшую кожу, расслаивающуюся на симметричные продолговатые пятна, первооснову будущей чешуи. У многих выпадали зубы и, если сначала это не казалось Герти странным (изучив немного жизнь Скрэпси, он удивлялся тому, что кто-то сумел сохранить свои зубы хотя бы до совершеннолетия), то потом он стал замечать, что в деснах у активных едоков начинают резаться новые, совсем уже не человеческие, тонкие и мелкие.

Бывали и более страшные проявления, замечать которые и подавно не хотелось. К примеру, не раз он замечал, что пальцы на руках у людей мало-помалу срастаются воедино, делаясь в то же время более плоскими, словно их обладателя угораздило сунуть кисть под паровой пресс.

Как-то раз в притон зашел человек, с самого начала напугавший Герти. Впрочем, был ли он человеком?.. Двигался этот посетитель очень медленно и вяло. Шея у него ужасно распухла, как если бы он подхватил сильнейшую форму свинки. Собственно, шея