Книга Армен - Севак Арамазд

— Ты часто здесь бываешь? — услышал он ее шепот.

— Сегодня — второй раз.

— Интересно, от этих камышей чем-то горелым пахнет, и воздух тут какой-то дымный…

— Осторожнее, не поранься. И не отходи, прижмись ко мне тесней.

— Смотри, Армен… — снова удивленно заговорила Варди, и ее приглушенно-мягкий голос в глубокой тишине камыша слегка коснулся уха Армена, отчего он ощутил в мочке приятный зуд.

Армен засмеялся.

— Почему ты смеешься?

— У тебя очень нежное дыхание, Варди, сладкое и ароматное…

Варди улыбнулась, и Армену показалось, что он видит в темноте эту улыбку.

— У тебя очень красивая улыбка, Варди, — улыбнулся Армен.

— А как ты узнал, что я улыбаюсь? — спросила она по-детски шаловливо. — Здесь так темно, что ты не можешь меня видеть.

— Я чувствую по собственной улыбке.

Когда из зарослей камыша они вышли к берегу озера, у Варди вырвался возглас восхищения.

— Какая красота! Смотри, вода сверкает, как бриллиант!..

— Дарю это тебе, — улыбнулся Армен, показывая рукой на озеро, переливающееся множеством оттенков. — Варди, я дарю тебе этот бриллиант…

Варди внезапно повернулась к нему и обняла.

— Я люблю тебя, Армен, — задыхаясь, прошептала она с закрытыми глазами.

Через плечо Варди он видел в воде отражение их слившихся силуэтов, и сердце его ликовало. Он прижал ее к себе и нежно поцеловал в лоб. Варди двумя руками обхватила его голову и стала пальцами ласково гладить и перебирать ему волосы. Армен чуть подался назад, чтобы охватить ее взглядом. Упавший из глубины угрюмых облаков случайный луч озарил озеро, и в пурпурном свете воды набухшее нежностью тело Варди казалось прозрачным. Она склонила голову и замерла, словно восхитительная статуя, непостижимость тайны которой — в ее горячем, учащенном, живом дыхании. Армен целовал Варди, и ему казалось, что он неожиданно открыл кристально чистый и щедрый родник, водой которого невозможно пресытиться. Нетерпеливо и жадно он пил ее текучую наготу, и она приятно освежала губы бесконечно родным ему вкусом абрикоса…

— Я твоя, Армен, — шепнула Варди и ее голос слился с тихим плеском озера. — Я всегда буду твоей…

Армен поднял ее на руки, и в следующую минуту они оказались на мягком травяном ковре. Тело Варди словно горело ослепительным белым пламенем в глубине озера, и Армен плыл и плыл в этом пламени, чувствуя затылком только небо, и ему казалось, что они там, наверху и что это их любовь вспыхивает зарницами в облаках…

— Ты теперь мой навеки, — сказала Варди так тихо, словно поверяла тайну.

— Варди, ты мне такая родная… — шептал Армен, зарываясь лицом в ее волосы и обеими руками до боли прижимая ее к груди. — Твои глаза, запах твоего тела, твои волосы, твое… — он хотел сказать «имя», но не смог: в груди шевельнулась тревога, он остро почувствовал, что будет вынужден навсегда покинуть Варди. Он поцеловал ее глаза и, чтобы скрыть смятение, виновато улыбнулся.

Небо еще больше потемнело, и какая-то тень легла на озеро, которое, казалось, всеми силами сопротивлялось усиливающемуся ветру. Армен содрогнулся всем телом, ему стало страшно. Далекое, смутное воспоминание шевельнулось в нем, и ему показалось, что он снова ребенок, заблудился, и мама ищет его, зовет, кричит, но в сумрачной пропасти слышно лишь одинокое эхо ее отчаянного крика, оно разбивается, натыкаясь на окутанные облаками горные вершины, и волнами гаснет в ледяной пустынности надвигающейся ночи…

И горькая обида захлестнула Армена: он заблудился навеки и уже никогда не отыщется…

— Что случилось? — обеспокоенно склонилась над ним Варди. — Почему ты загрустил? — Она прижала его голову к груди и заглянула ему в глаза.

— Прости меня, Варди… я… просто…

— Не надо грустить, Армен, — шепнула Варди. — Ведь мы навсегда нашли друг друга, верно? И я буду с тобой до конца своих дней. Дай мне твой адрес, мне этого достаточно…

— Армения… Сар… Армен… — он открыл глаза и печально улыбнулся. — Это единственное, Варди, что принадлежит в этом мире только мне…

Точно застигнутая врасплох, Варди взглянула невидящим взглядом, и по ее лицу пробежала тень.

— Я провожу тебя, Армен, — решительно сказал она и начала спешно одеваться.

И только теперь Армен заметил, что цвет ее платья — фиолетовый…

— Пошли, — сказала Варди, приводя в порядок свою одежду.

— Варди, ты не можешь идти со мной, — не глядя на нее, медленно сказал Армен. — Мне надо идти, меня ждут…

— Мы больше не увидимся?

— Увидимся, конечно.

— Когда?.. Где?..

Армен промолчал. Не дождавшись ответа, Варди склонила голову и больше не произнесла ни слова.

Когда они вышли из зарослей камыша, Варди в последний раз обняла Армена и изо всех сил прижала его к груди. Потом резко его отпустила и ушла, понурив голову и ладонью вытирая слезы. Армен смотрел ей вслед до тех пор, пока она не вышла из леса и не исчезла из поля зрения, смешавшись с толпой. Он остался стоять неподвижно, чувствуя, что тоже исчез, вместе с Варди.

2

Небо было мрачным как никогда, тяжелые злые тучи, угрожающе перекатываясь, нависли над Верхним Китаком. С каждой минутой становилось все темнее, словно ночь решила наступить раньше положенного срока, в воздухе висело гнетущее предчувствие близкой беды. Люди и животные спешили как можно скорее укрыться в своих норах, неукротимый ветер метался во всех направлениях, врывался повсюду, вынюхивал, высматривал, крушил, сметал и мчался дальше, прикрываясь, как туманом, исполинской завесой пыли.

Армен хотел повернуть назад, но чувствовал, что не может: а вдруг Скорп в самом деле его ждет? Он намертво ухватился за эту мысль, даже представил, как Скорп, закрывшись в своем кабинете, нетерпеливо поглядывает на часы. Внутренний голос робко подсказывал ему, что все это блажь, досужие выдумки, что никто его не ждет, все уже забыли о его существовании, однако Армен чувствовал, что должен пойти, не может не пойти: а вдруг судьба припасла для него неожиданный поворот, счастливую перемену?..

Ветер полосовал ему лицо, забивал глаза песком, царапал, срывал с него одежду, цеплялся за ноги, изо всех сил пытался свалить его на землю — и все-таки Армен почти не замечал этого: он целиком сконцентрировался на предстоящей встрече. Сердце остановилось, мысли остановились, им целиком овладело одно всепоглощающее чувство — ужас, безымянный, безграничный ужас перед тем, что он не поспеет вовремя, не доберется до цели, что он упустит свой шанс, лишится последней надежды…

Ворота были закрыты, катастрофически закрыты, резиденция равнодушно стояла в исхлестанной ветром тишине, нигде ни просвета… ни просвета… ни просвета… Армен постучался, подождал, слышалось лишь завывание ветра, принялся стучать снова, стучать кулаками, стучать исступленно, — дверь только глухо и недовольно громыхала в ответ. Улица, деревья, ветер — все это вместе кипело в общем гигантском котле почерневшего неба: никаких других звуков, никаких, только вой, гул, грохот, свист…