Книга Исландия - Александр Иличевский

И тогда Иосиф решил выглянуть на палубу. Только он нажал плечом на дверь, как струей воздуха его вышвырнуло наружу. Он схватился за ванты и увидел зрелище исполинского, небывалого шторма. Оно наполнило его отчаянием и красотой. Иосиф стоял перед штормом лицом к лицу, а он гремел, нёс стальные валы, рушил их в бездны, швырял в небо струи брызг и пара, накатывался холмами. Корма «Мирьям» то взлетала, то уходила в воду. Волны вздымались и неслись от горизонта до горизонта. Они гнали перед собой буруны и открывали в провалах движение водных громад. Между валами вырывались из воды струи пара. Исполинская стена разъярённого океана катилась с космическим гулом во весь разворот горизонта. Иосиф поспешил нырнуть обратно в каюту. «Мирьям» треснула, понеслась вверх по срезу водяной горы, потом остановилась и ушла под воду. «Конец!» – подумал Иосиф и сумел упасть на койку.

Сон его был глубок, как бездонный колодец, полный звёзд, и где-то в боковом зрении ворочались нездешние солнца; он проваливался всё глубже и глубже, и качка постепенно затихала, стала убаюкивающей, так что сон поглотил его безвозвратно, а просыпаться пришлось подобно тому, как путь совершается на вершину, через облака, и наконец открылось светило, яркий свет пронизал его полностью, как каплю смолы, и только тогда он нашёл в себе силы очнуться. Пошатываясь, хватаясь за стенки каюты, Иосиф выбрался на палубу. Вокруг, насколько хватало ослеплённой его силы, царил штиль. Невдалеке высилась громада лайнера цвета яичного белка. На его носу Иосиф прочитал название – Iceland. «Исландия» приблизилась на малом ходу к яхте, и Исидор, оказавшийся тут же на палубе, видимо проснувшийся незадолго до Иосифа, сумел забросить швартовые концы на поручни лесенки, вскарабкивавшейся на нижнюю палубу. Так совершилось спасение.

Первые дни они и помыслить не могли о том, где находятся, настолько велики были усталость и радость. Постепенно Иосиф оказался наедине с кораблем. Всеми силами сумев кое-как сосредоточиться, он бродил по палубам и что-то искал, потом понял, что – каюту капитана, но никак не мог её найти. Сам по себе корабль был плавучим памятником моды современной эпохи ар-нуво. Он был полон тусклых медных зеркал, в которых буквально увязало всё, что в них попадало. В то утро, когда от мостков пропала «Мирьям», Иосиф проснулся оттого, что вдруг заработала где-то в недрах «Исландии» турбина, и когда вышел на палубу, то обнаружил лайнер идущим на полном ходу. Стало понятно, что они отчалили из бескрайности в бескрайность, когда спустя несколько часов мотор затих и палубы наполнились огромным молчанием. В этот момент Иосиф двигался по коридору и впервые увидел члена экипажа – шедшего ему навстречу матроса. С зажмуренными, как будто от боли яркого света, глазами тот нашаривал путь свой по стенке. Он прошёл мимо, не заметив его присутствия. Этой встрече со слепым матросом Иосиф поначалу не придал никакого значения и вскоре забыл о ней, снова погрузившись в странное состояние наваждения, какое уже однажды случалось с ним в детстве, когда он стал выздоравливать после тяжёлой болезни, выразившейся в том, что он пролежал несколько дней в лихорадочном бреду, а когда пришёл в сознание, ещё долго не понимал, кто мать, кто отец, где все те близкие люди, олицетворявшие когда-то для него то удовлетворительное естество движений мира, которое впоследствии стало пониматься им как жизнь. Тогда, после болезни, ему, как и сейчас, заново пришлось обучаться чувствам.

На первый взгляд лайнер был пуст, как сон, в котором героя сновидения наказали тем, что он остался один-одинёшенек на свете. Можно было представить, что корабль оказался покинут пассажирами на какой-то высокой ноте путешествия, после извержения сигнала о бедствии, например, однако судно находилось в хорошей готовности, во всяком случае, там или здесь по буфетам можно было полакомиться выпивкой и табаком, оставленными консервированными продуктами или мясом, которым были набиты холодильные камеры: в них Иосиф боялся заходить один и всякий раз звал с собой Исидора, чтобы тот постоял на пороге, проследил за тем, чтобы дверь не захлопнулась и он не оказался один на один с лесом висящих огромных кусков мяса какого-то непонятного животного. Исидор исполнял эту просьбу Иосифа неохотно по той причине, что теперь всегда был навеселе, и, переходя от одного бара к другому, перебираясь с палубы на палубу, вечно нельзя было его отыскать, занимало это, по крайней мере, массу времени и усилий, так что добыть себе бифштекс было нелегко, но не питаться же одними ликёрами и консервированными фруктами, которых в каждом баре имелось в изобилии. Идея спасения Исидора не интересовала, ему, по всей видимости, казалось, что он уже спасен и ничегошеньки в жизни больше не надо, кроме обретённого времяпрепровождения и киноэкрана, на который проецировалось откуда-то из недр корабля старое кино, – вот чему он внимал иногда из-под прикрытых век.

Иосиф же при всей очевидной пустоте лайнера был убеждён, что корабль всё-таки населён, и не оставлял попыток найти каюту капитана. Когда же нашёл дверь с золочёной табличкой на люксовой палубе корабля, то, робко постучавшись, замер, приготовившись ретироваться. Наконец ему открыли – в роскошном параллелепипеде парадного корабельного пространства, заполненном зеркалами, перед ним стоял слепой человек, с совершенно белыми глазами, одетый в капитанскую форму, измятую и неопрятную. Очевидно, он не ожидал стука в дверь и был смущён. «Мне ничего не надо, спасибо», – произнёс он на итальянском. Иосиф сбивчиво объяснился: вот уже дней десять они пользуются гостеприимством корабля и его капитана, но всё-таки хотели бы понять, когда в его планах куда-либо пристать. Капитан пригласил его в каюту и, закатив слезящиеся глаза, извинился и сказал, что приставать к земле не в его планах, поскольку все порты в этой акватории океана заражены неизвестной болезнью, что это опасно для оставшихся в живых пассажиров, равно как и для тех, кто находится на земле, поскольку никто не знает, заразны ли сами пассажиры корабля. «Так что наше плавание можно назвать карантинным», – заключил капитан и продолжил рассказ. Странная болезнь поразила пассажиров круизного лайнера три года назад, она была психической и соматической одновременно. Пассажирам начинало казаться, что они счастливы, что всё в их жизни, все самые потаённые желания уже исполнились, и многие почему-то из-за этого кидались за борт. Так что корабль постепенно опустел, а капитан ослеп. Пока он говорил, Иосиф косился за его спину в спальню, где на кровати ворочалось удивительное существо, тоже безглазое, похожее на дельфина, совершенно белёсое, будто поднявшееся из беспросветных глубин океана.

На корабле Иосиф насчитал более пятнадцати лифтов, это лишь те, которые он был способен отличить друг от друга. Палуб он насчитал более двадцати, в разных лифтах было по-разному, и однажды обнаружилось, что подводная часть корабля имеет высоченную килевую шахту, ведущую пассажиров в аквариумный тоннель, по которому они спускались в океанские глубины на лифте. В барах, имевшихся в изобилии повсеместно на всех палубах, полно было выпивки, непременно они были украшены гобеленами, среди которых обнаруживался экран, показывавший один и тот же фильм, разобраться в котором не было никакой возможности, если не переходить время от времени от экрана к экрану, возможно на другой палубе, – это вроде бы был сюжет о попавшей на необитаемый остров женщине, полюбившей вождя аборигенов и ставшей туземной королевой. Исидор постоянно напивался то у одного экрана, то у другого. Иосиф следовал за ним, чтобы не потерять окончательно из виду, и мучился тем, что не может собрать отрывки фильма воедино.