Книга Последний хранитель - Йон Колфер

— Мне нужно поговорить с тобой наедине, Арти. Не мог бы Батлер выйти на несколько минут? Тут дело семейное.

— Батлер член нашей семьи, и ты знаешь это, брат.

— Это я знаю, — надулся Майлс, — но вопрос щекотливый.

— Батлеру все известно. У нас нет от него секретов.

— Ну, на минутку-то он может выйти?

Батлер молча стоял за спиной Артемиса, слегка согнув руки в боевой стойке, что было совсем несложно с его предплечьями размером с окорок и треснувшими по швам, как старые стулья, рукавами.

— Нет, Майлс. Батлер останется.

— Хорошо, Арти. Тебе лучше знать.

Артемис откинулся на спинку своего кресла.

— Что случилось с берсерком, который был внутри тебя, Майлс?

— Он ушел, — качнул головой младший брат. — Сначала он управлял моей головой, а потом исчез.

— Как его звали?

Майлс закатил глаза, роясь в собственной памяти.

— Э-э… Мистер Гобдоу, я полагаю.

Артемис кивнул так, словно ему было отлично известно, кто такой этот Гобдоу.

— Ах, да. Гобдоу. Я слышал о Гобдоу от наших друзей-эльфов.

— Я думаю, его звали Гобдоу — Легендарный воин.

— Уверен, ему понравилось бы, что ты так о нем думаешь, — хихикнул Артемис.

— Потому что это правда, — сказал Майлс, слегка напрягая губы.

— Это не совсем то, что мы слышали, не так ли, Батлер?

Батлер ничего не ответил и не шелохнулся, но каким-то образом стало понятно, что он согласен с Артемисом.

— Нет, — продолжал Артемис. — Из наших эльфийских источников известно, что этот Гобдоу, честно говоря, был шутом гороховым.

Пальцы Майлса скрипнули на ножке его бокала.

— Шутом? Кто это сказал?

— Все так говорят, — ответил Артемис, открывая свой лэптоп и глядя на экран. — Так сказано в исторических хрониках эльфов. Вот, взгляни сам. Гобдоу Легковерный, так его звали. А в другой статье твоего приятеля-берсерка называют Гобдоу-Вонючка. Полагаю, так могли называть ничтожного человечка, на которого можно было свалить что угодно. У нас, людей, таких зовут простофилями или козлами отпущения.

Щеки Майлса вспыхнули.

— Вонючка? Вонючка, говоришь? Почему это меня… почему Гобдоу называют вонючкой?

— Согласен, звучит не ах, но вообще-то этого Гобдоу считают виноватым в том, что он уговорил своего вождя похоронить целый отряд берсерков вокруг Врат.

— Магических Врат, — поправил Майлс. — Которые защищают эльфийские уровни.

— Так говорили, но на самом деле эти хваленые Врата — всего лишь большая куча камней. Отвлекающий маневр. Берсерки провели десять тысяч лет, охраняя никому не нужные камни.

— Нет, — прищурил глаза Майлс. — Это не так… нет. Я видел Врата в воспоминаниях Гобдоу. Они были настоящими Вратами.

— Гобдоу Легковерный, — мягко рассмеялся Артемис. — Немножко грубо, но это же считалочка.

— Считалочка? — необычайно жестко для четырехлетнего мальчика переспросил Майлс.

— Да, школьная считалочка. Ты что, не слышал ее?

Казалось, что Майлс борется с собственным лицом.

— Нет. Расскажи.

— Хорошо, — Артемис театрально откашлялся. — Слушай. «Гобдоу, Гобдоу, закопанный в земле, лежит он тут и охраняет палочки и камешки, которых никогда не найдут».

Артемис прикрыл рот ладонью, чтобы скрыть усмешку.

— Дети бывают такими жестокими, — заметил он.

Майлс лопнул дважды. Во-первых, лопнуло его терпение, и стало ясно, что на самом деле он Гобдоу, а во-вторых, лопнула ножка бокала, и тот превратился в грозное оружие, сжатое в тонких пальчиках.

— Смерть людям! — завизжал он по-гномски, вскакивая на стол и бросаясь на Артемиса.

В бою Гобдоу любил мысленно представить себе удар перед тем, как нанести его.

Он находил, что это помогает ему сосредоточиться. Поэтому в своем воображении представил, что легко прыгает с края стола, приземляется на грудь Артемиса и вонзает в его шею свой стеклянный стилет. Это давало двойной эффект — можно было убить Грязного мальчишку и одновременно омыться артериальной кровью, что поможет ему принять немного более грозный вид.

На деле все получилось несколько иначе. Батлер шагнул вперед, сбил Гобдоу во время прыжка, выбил обломок бокала из его пальцев, а затем крепко обхватил своими могучими руками.

Артемис наклонился вперед в своем кресле.

— В считалочке есть и второй куплет, — сказал он. — Но, пожалуй, сейчас не время о нем вспоминать.

Гобдоу яростно сопротивлялся, но ничего не мог поделать. От безысходности он попытался гипнотизировать Артемиса.

— Ты прикажешь Батлеру отпустить меня, — нараспев произнес он.

— Сомневаюсь, — удивленно поднял бровь Артемис. — У тебя едва хватает магической силы даже на то, чтобы держать под контролем Майлса.

— Тогда убей меня, и покончим с этим, — произнес Гобдоу дрожащим голосом.

— Я не могу убить своего брата, поэтому должен извлечь тебя, не причинив вреда его телу.

— Это невозможно, человечишка, — глумливо ухмыльнулся Гобдоу. — Чтобы достать меня, ты должен убить мальчишку.

— Ты не в курсе, — назидательно сказал Артемис. — Есть способ изгнать твою злющую душу без ущерба для Майлса.

— Интересно посмотреть, как тебе это удастся, — самодовольно сказал Гобдоу, но в глазах его мелькнула тень сомнения.

— Твое желание — закон для меня, и так далее, и тому подобное, — спокойно проговорил Артемис, нажимая кнопку настольного интеркома. — Принеси это сюда, пожалуйста, Холли.

Дверь кабинета открылась, и в комнату вкатилась бочка. Казалось, что бочка катится сама собой, поскольку она полностью закрывала находившуюся позади нее Холли.

— Мне это не нравится, Артемис, — сказала Холли, изображая, как они и договаривались, «доброго копа». — Это грязное дело. Душа эльфа никогда не получит бессмертия, если погрузить ее в эту гадость.

— Предательница, — произнес Гобдоу, суча своими маленькими ножками. — Ты заодно с людишками.

Холли подкатила бочку на середину комнаты, двигая ее по паркетному полу и стараясь не задевать чудесные афганские ковры — на этом настаивал Артемис, когда в деталях планировал появление Холли в его кабинете.

— Я на стороне Земли, — проговорила Холли, глядя прямо в глаза Гобдоу. — Ты пролежал в земле десять тысяч лет, воин. За это время многое изменилось.

— Я просмотрел память этого мальчишки, — угрюмо ответил Гобдоу. — Людям за это время удалось разрушить почти всю планету. Поэтому не так уж сильно все изменилось.