Книга Вратарь и море - Мария Парр

«Бдымс!» – грохнула входная дверь, дом покачнулся, к шуму и грохоту добавились дикие крики:

– Паразитство! С-сушки соленые!

Я встал и, спотыкаясь, вышел из комнаты. Все мои уже маячили в коридоре, заспанные, помятые, нечесаные. Минда, старшая сестра, сумела открыть только один глаз. Папа, судя по его виду, пока не решил, вылупился он уже из одеяла или еще нет.

– Стучали, – громко сказала Крёлле.

– Это чего было? – спросил Магнус, мой старший брат.

– Или природный катаклизм, или Лена Лид вернулась наконец домой, – объяснила мама.

Оказался не катаклизм. Спустившись на первый этаж, я увидел, что в прихожей топчется Лена – мой лучший друг и соседка.

– Привет, Трилле, – сказала она с печальным вздохом.

– Привет. А это что?

– Твой подарок.

Я протер глаза.

– Спасибо. Как называется?

– Куча щепок и осколков. А раньше назывался бутылка с парусником внутри.

Лена была ужасно несчастная.

– А склеить нельзя?

Склеить?! Да что за глупости я говорю?! Это была самая красивая вещь на свете! О склеить и речи нет!

– Я вообще не знаю, как они его туда запихнули, Трилле. Парусник стоял внутри в полный рост и был гораздо шире горлышка.

Мама помогла нам справиться с кораблекрушением. Она хотела сразу выбросить обломки, но я сложил их в банку от мороженого и унес в комнату. Все-таки подарок.

Лена села с нами завтракать. Мне пришлось несколько раз оглядеть ее подробно и внимательно. Она постриглась и вплела в волосы какие-то длинные разноцветные фенечки. Загорела.

Я чувствовал себя слишком каким был, даже шорты с тем же; пятном, что до ее отъезда. Сами мы в отпуск почти никогда не ездим. Во всяком случае, за границу. У нас хутор, хозяйство, дела. А Лене вышла везуха, она целых две недели жарилась на Крите с мамой и Исаком. И пила смузи с воткнутым в стакан («вот так, смотри!») китайским зонтиком, пока я жевал свои вечные бутерброды с паштетом. И спала под одной простыней. И купалась в теплом море. Там была сотня мелких лавочек, в них тыщи разных крутых штук, все Лене по карману. Вот вроде моей бутылки с парусником. На обед она каждый день ела картошку фри. А днем на Крите такая жара, будто прямо под боком жгут костер, как на Ивана Купалу.

– Тебе надо самому туда съездить, Трилле!

– Угу, – кивнул я и стал молчать дальше.

Досадно ни разу в жизни не съездить на юг, но мне тоже было чем похвалиться. И я ждал, когда наконец Лена спросит, что новенького у нас здесь, у старого моря. Но нет. На Крите еще была моторная лодка, в которой Лена переплыла на остров, а ее мама летела за лодкой на каком-то шаре.

– Я успела сказать, какая там жара, да?

Я кивнул, и Лена затараторила дальше о бездомной собаке Порто, скорее всего лишайной, и о двух девочках, с которыми она там познакомилась (они трусихи и не умеют балансировать на краю), и о том, что на завтрак давали блинчиков сколько хочешь.

В конце концов мне надоело ждать.

– Я прыгнул с самого верха мола.

Лена оборвала рассказ и посмотрела на меня, не веря.

– Врешь.

Я помотал головой.

Моя соседка встала из-за стола. Вид ее говорил: не поверю, пока не увижу своими глазами!

Это пожалуйста, иди любуйся.

– Спасибо за завтрак, – прошамкал я с полным ртом и стянул свое полотенце с лестничных перил.

В Щепки-Матильды есть пляж, у мола в подмышке. Зимой туда надувает ветром много песка, и мы строим там замки и крепости. Но когда Лена уехала в отпуск, я стал ходить с Миндой, Магнусом и их друзьями на самый край мола. Там высоко, глубоко и холодно – короче, там совсем другая жизнь.

В прыжках с чего-нибудь Лена круче всех в Щепки-Матильды. У нее меньше дрожи в коленках, чем у всех остальных вместе взятых. (Или меньше мозгов в башке, как утверждает Магнус.) Но с мола Лена не прыгала никогда. Она плохо плавает.

– Лену бросать в море – все равно что якорь, – говорит дед.

Так что это чистой воды сенсация, что я могу прыгнуть, откуда Лена не может. И такая сенсация ей глубоко противна, это я сразу понял.

И вот я стою на самом верхнем камне мола. Ранняя рань, воздух шестнадцать градусов.

– Ты уверен, что у тебя психика выдержит? – серьезно спрашивает Лена. Она прислонилась к соседнему камню и кутается в парео с Крита и куртку.

Я киваю. Я много раз нырял отсюда, пока Лены не было. Но всегда в прилив, в высокую воду. А сейчас как раз отлив, и расстояние до воды стало гораздо больше. И дно видно.

Ветер раздувает купальные шорты. На миг приходит предательская мысль: Трилле, может, не надо? Но тут я вижу приникшую к камню Лену. Она стоит и не верит в меня. Я закрываю глаза и делаю вдох. Раз, два, три!

«Бултыхссссс!» – я врезался в воду, «свур-слиш» – она закрутилась воронкой и сомкнулась у меня над головой.

Когда я первый раз ухнул на глубину, то решил, что утонул. Но теперь я знаю, что надо просто задержать дыхание и быстро-быстро молотить ногами по воде.

– Фуф! – выдохнул я, прорвав пленку воды и вернувшись в летнее утро.

Лена забралась на прыжковый камень и недоверчиво смотрела на меня. Я победно улыбнулся. То-то, Лена, получи и распишись!

Не успел я так подумать, как Лена шагнула одной ногой вперед, хлопнула себя по щеке и завопила:

– Ой-ой-о-о-о-о-о-о-о-о-ой!

Пролетела по воздуху прямо в джинсах, свитере, куртке, парео и кроссовках и – бултыхссссс! – вошла в воду.