Книга У кого в России больше? - Диляра Тасбулатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зашла новая консьержка, Людмила Ивановна (Рая отпросилась на два дня).
А мы как раз говорили об Америке.
– Давай поедем в Нью-Йорк? – предложила я маме.
– Так ведь это даже не столица! – воскликнула Ивановна.
– Ну да, глухая провинция, – парировала мама.
– Типа Чердаяка, – сказала я. Гнилая Нога в переводе.
– С какого языка?
– С английского, – не моргнув глазом, сказала мама.
– А что такое в переводе Нью-Йорк? – наивно осведомилась Ивановна.
– Здоровая Нога, – мгновенно отреагировала мама.
– Они что, города-побратимы? – спросила Ивановна.
– Типа того, – сказала мама.
– Надо было назвать наоборот, – задумчиво произнесла Ивановна.
– Нью-Йорк – Чердаяком?
– Ну да. А Чердаяк – Нью-Йорком.
– Так щас вопрос как раз решается, – не моргнув глазом, сказала мама. – О переименовании. Нью-Йорк назовут Чердаяком, а Чердаяк – Нью-Йорком.
После ухода Ивановны мама сказала задумчиво:
– Все-таки в Нью-Йорке мне страшно будет: слишком он огромный и все такое.
– Ну да, не Чердаяк все-таки. И культурная жизнь там разнообразнее все-таки.
– В Чердаяке тоже была культурная жизнь: кинотеатр типа сарай и по субботам танцы в местном клубе.
– Понятно, ты там была самая красивая девушка. И на танцах все мазурки были разобраны заранее. Когда я сказала одному своему приятелю, что мама у меня была первая красавица в городе, он, у которого мама была первой красавицей Москвы, спросил: «А город был большой?»
– Я была первой красавицей не Чердаяка, а Кентау.
– Но не Нью-Йорка же!
– Какая разница! Они же побратимы!
– Нью-Йорк побратим с Чердаяком, а не с Кентау.
– Ах да, я забыла, извини. Зато ты была первой красавицей в нашем подъезде.
– Ну да, это старая уже байка, мама, баян. В подъезде, где средний возраст проживающих был 80. Твоя взяла. Сдаюсь.
На вечеринке в честь закрытия Минского кинофестиваля меня познакомили с молодым поляком – оператором, который получил главный приз.
На церемонию закрытия я опоздала и была уверена, что это он снял фильм об инвалиде (гениальный и тоже польский фильм о мальчике-инвалиде).
Ну и бросилась его обнимать. Худенький поляк пошатнулся в моих крепких объятиях большой тетки.
– Гений! – заорала я.
Поляк смутился.
– Как вы смогли преодолеть мелодраматизм, показав трагедию болезни! (и все это на своем неважнецком английском). В общем, на моем английском так получалось, что поляк – сам инвалид.
Поляк смутился еще больше и говорит:
– Я, в общем-то, не инвалид… Так, иногда плечо побаливает. Если с ручной камеры снимать…
А я боюсь, когда со мной на быстром английском, и потому кричу что-то свое:
– Гений! Молодец! И инвалид – молодец! И актер, который играет инвалида, – тоже молодец! И вы – молодец, хоть и инвалид (у меня так получилось, совсем со временами запуталась).
– Вообще надо считаться с инвалидами! (продолжаю я орать свою чушь). Если инвалид – не человек, что ли?
Поляк посмотрел на меня в ужасе.
Тут подошли ребята и говорят мне тихо на ухо:
– Ты что, совсем рехнулась? Он снял фильм «Ида», там инвалидов нету!
Поляк разулыбался и все равно мне говорит:
– Я пока не инвалид… Но… Со всеми может случиться…
Я ему говорю (по-матерински так, приобняв (он совсем молоденький).
– Что вы, что вы! Не дай бог! Обойдется…
А поляк вдруг приуныл – молодой, здоровый, талантливый (реально он гений), увенчанный главным призом.
И говорит:
– В какой-то степени все мы инвалиды…
Мама, когда это всё это прочла, говорит:
– Ну да, умственные…
И посмотрела на меня выразительно.
…Несколько лет назад я брала интервью у Нури Бийге Джейлана, «турецкого Антониони», получившего в Каннах «Золотую пальмовую ветвь» – высшую награду в мире кино.
Интервью началось так:
Джейлан:
– Извините мой английский…
Я:
– Нет, это вы мой английский извините!
Джейлан:
– Нет, вы…
Я:
– Нет, вы…
Оператор говорит мне (по-русски, ясное дело, интервью записывалось на видео):
– Диль, ты начнешь, бля, наконец или будешь еще полчаса извиняться?
Говорю Джейлану:
– Вы знакомы с Орханом Памуком? (турецкий писатель, Нобелевка по литературе, кто не знает).
Он говорит:
– В овощном иногда видимся… Он рядом живет.
– О чем говорите?
– Ну, не знаю… О фруктах. Иногда об овощах.
– С нобелиатом?
– А он готовить любит.
– И больше ни о чем?
– Больше ни о чем.
– А почему вы фильм не снимете по его роману?
– А потому что он будет стоить 30 миллионов долларов…
– Вы поэтому с ним говорите о фруктах?
– Нет, я люблю говорить о фруктах не только с Памуком.
– Напросились бы в гости, поговорили бы о чем-нибудь…
– Да я был у него в гостях…
– О чем говорили?
– О фруктах…
В конце интервью Джейлан говорит мне:
– Мне нравится ваш казахский режиссер – Дарежан Омирбаев.
