Книга Наследники империи - Павел Молитвин

— Высокородная госпожа, узнаешь ли ты меня? — Женщина в желто-зеленом халате, из-под которого выглядывали широкие темно-синие шаровары, присела на корточки возле Марикаль, и юноша с раздражением подумал, что в довершение испытаний им «посчастливилось» столкнуться не то с побирушкой, схваченной разбойниками по ошибке, не то с еще одной умалишенной. Грабители, кстати, тоже вели себя более чем странно — чего ради понадобилось им набрасываться на двух бедняков, у которых даже платья приличного нет, и запирать их в пустой комнате? Ведь не написано же у Марикаль на лице, что она сестра фора! Или она столь известная в Ул-Патаре личность, что ее знает каждый второй житель столицы?

— Марикаль, почему ты мне не отвечаешь? — снова обратилась незнакомка к спутнице Гиля. Видя, что та никак не реагирует на ее слова, и сообразив по поведению девушки, что дело тут нечисто, женщина впилась глазами в лицо Гиля и все тем же тихим, бесцветным голосом произнесла: — Если ты немедленно не объяснишь мне, что случилось с моей госпожой, я оторву тебе сначала руки, потом ноги, а оставшееся скормлю свиньям, которые заперли нас в этом поганом хлеву. Ну, будешь говорить, или мне заняться членовредительством?

— Мало одной тихо помешанной, так еще и буйная на мою голову свалилась, — пробормотал Гиль, разглядывая лицо знавшей откуда-то Марикаль женщины, показавшееся ему неправдоподобно спокойным из-за скупого света, с трудом просачивавшегося сквозь крохотные оконца, забраннные к тому же толстыми металлическими решетками. — Я бы, пожалуй, поведал тебе, что случилось с моей спутницей, если бы ты прежде объяснила, почему это тебя интересует. Ей, как видишь, причинили великое зло, и, согласись, рассказывать о нем каждому встречному было бы не слишком разумно.

Лицо незнакомки и при любом другом освещении напоминало бы, по-видимому, вырезанную из дерева маску, но сумасшедшей эта чрезвычайно воинственно настроенная женщина явно не была. Более того, в прищуренных глазах ее Гилю померещилось тщательно скрываемое страдание, и, как знать, подумалось ему, не окажется ли встреча эта тем самым счастливым случаем, который рассеет все хитроумные козни ополчившихся на беззащитную девушку злодеев?

— Я — Кульмала, служанка и Оберегательница Марикаль. Несколько дней я тщилась проникнуть во дворец Хранителя веры, приложившего, разумеется, руку к похищению моей госпожи. Наблюдавшие за дворцом, по приказу Вокама, ночные стервятники Мисюма выследили и схватили меня только потому, что я позволила им это сделать, рассудив, что враги Базурута — мои друзья.

— Значит, мы находимся у друзей? Если бы ты не сказала, сам бы я об этом не догадался, — проворчал Гиль, обводя пыльное мрачное помещение выразительным взглядом.

— Не знаю, как ты, а я-то уж точно у друзей. И когда придет время, они об этом узнают. Итак, если ты удовлетворен, я хотела бы услышать, что эти мерзавцы сделали с моей госпожой и каким образом вам удалось выбраться из дворца Базурута, подле которого вас, надо думать, и сцапали ночные стервятники.

Кульмала опустилась на дощатый пол напротив юноши, и тот после недолгих колебаний поведал ей о том, как он попал и как бежал из дворца Хранителя веры. При этом он не обмолвился ни словом ни о слепом певце, ни о Рашалайне, полагая, что говорить о них время еще не настало. Женщина, надо отдать ей должное, нескромных вопросов не задавала — подробности, не связанные с Марикаль, нисколько не интересовали ее, так что рассказ Гиля не занял много времени.

— Стало быть, ты хочешь доставить Марикаль в дом фора Азани в надежде на то, что он выслушает тебя и сообщит яр-дану еще об одном готовящемся на него покушении? А тот уж, естественно, не забудет верного подданного с удивительно черной кожей. Судьба моей госпожи, как я поняла, не слишком тебя волнует. Так?

— Мне ужасно жаль, что прислужники Хранителя веры лишили Марикаль разума, — потупившись, сказал Гиль. — Я сделал для нее все, что было в моих силах, и теперь могу только сочувствовать ей. Слишком мало разбираюсь я во врачевании ран и болезней, чтобы оказать несчастной по-настоящему действенную помощь. Одно могу сказать с уверенностью: чем скорее она вернется в свой дом, чем скорее к ней пригласят искусного лекаря или ворожея, тем больше у тебя шансов увидеть свою госпожу в добром здравии.

— Хм-м… Рассказ твой похож на правду, а сочувствие кажется искренним. Подсыл Базурута неверняка бы уже рыдал или брызгал слюной от гнева, изображая попеременно то безумную скорбь, то необузданную ярость. Однако лучшим подтверждением твоих слов является упоминание об ее отце — она и в самом деле была очень сильно привязана к нему. Бедная моя девочка… — Куль-мала протянула руку, чтобы погладить Марикаль по голове, но так и не закончила движения. Она превосходно владела собой и выслушала Гиля с поразительным спокойствием, но теперь лицо ее дрогнуло, казалось, еще мгновение, и подавляемые изо всех сил рыдания прорвутся наружу…

— Значит, излечить ее может очень хороший враче-ватель или колдун? спросила женщина чужим, нехорошим голосом и, когда юноша кивнул, пружинисто поднялась с пола. — Попробую потолковать с нашими стражами, хотя вернее было бы дождаться прихода кого-нибудь из людей «тысячеглазого».

Кульмала покосилась на Марикаль, еще раз окинула Гиля испытующим взглядом и направилась к двери, которая распахнулась едва ли не раньше, чем на нее опустился кулак женщины.

— Вот вам пополнение, чтобы не скучали! — жизнерадостно возвестил появившийся на пороге разбойник, и в комнату втолкнули высокого мужчину с незапоминающимися чертами длинного лица и чересчур светлой для мланго кожей.

— Эй, парни! А ну-ка постойте! Проведите меня к вашему главарю, есть у меня к нему срочное дело! — Куль-мала обогнула длиннолицего, и не успели стервятники Мисюма захлопнуть перед ней дверь, как она змеей выскользнула из комнаты.

— Ай да женщина! — восхищенно покачал головой длиннолицый и, громко хлопнув себя ладонями по бедрам, заорал: — Гиль! Вот ты где, маленький паршивец! Зря, стало быть, Мгал от этих раззяв отбивался!

— Эмрик? — Голос юноши предательски дрогнул, и в следующее мгновение он уже летел через комнату, забыв о том, что взрослому барра надлежит вести себя достойно при любых обстоятельствах, забыв о Марикаль, о храпящих на пыльном, сорном полу пьяницах, забыв обо всем, кроме чудесного воскрешения погибшего на Глеговой отмели друга. Мысль о том, что это мог быть не Эмрик, а его призрак или выходец с того света, если и посетила его, то тут же и пропала. Призрак друга — хоть и бесплотный, а все же кусочек того, кто любил тебя при жизни и кого любил ты сам, и, стало быть, это — радость. А настоящий друг, с какого бы света он ни явился, все равно друг, и нечего тут долго рассусоливать!

— Здоров! Ну и здоров стал! И ведь не виделись-то всего ничего! А как вширь раздался, как вытянулся! — восторгался Эмрик, стискивая Гиля так, что у того по-хрустывали и потрескивали суставы.

— Да как же так?! Живой! А мы-то… А что же море? Глеги?.. Подавились?.. И Мгал тут?.. Да ты что!.. — Юноша всхлипывал, и смеялся, и рассказывал сам, и задавал вопросы, и выслушивал ответы, из которых следовало, что Мгал, Лив, Лагашир и Мисаурэнь с Батигар миновали страну Черных Дев, перевалили горы Оцулаго, пересекли половину империи и, прибыв в Ул-Патар полтора суток назад, успели уже прознать о возвращении в столицу Ваджирола и Ушамвы, привезших с собой из Бай-Балана слепого певца, певшего для самой ай-даны, и некоего старца, прославившегося своими пророчествами, одно из которых он, по слухам, намерен огласить в Священный день в храме Обретения Истины…