Книга Собрание сочинений. Арфа и бокс. Рассказы - Виктор Голявкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В один прекрасный вечерок, после занятий, подъезжает машина, все стулья спокойненько перетаскивают в грузовик и увозят в неизвестном направлении. Являются студенты на другой день – ни одного стула, никому и в голову не пришло, что его работа. По подложной бумаге выдали стулья, без всякой задержки. Удивлению не было конца.
– А потом, потом?
– Теперь вы нас будете допытывать?
– А как потом узнали?
– Длинная история. Сам толком не в курсе. За эту махинацию его исключили. Непонятным образом увернулся от суда, – кажется, родственники жены имели связи, в этом роде. Легко отделался. Как я понимаю, и сейчас не собирается расставаться с махинацией, из вашего разговора.
– Меня он надул очень ловко, – сказал я.
– Вы думаете, он только вас надул? После отъезда присылает письмо, расписывает свое тяжелое положение, просит одолжить денег. У самих скоро прибавление семейства, забот по горло, но посылаем из скромных сбережений, и ни слуху ни духу…
– Да разве ему можно посылать!
– Не без вашей помощи, так расписали, огорошили людей, мы за него порадовались…
– Васю надул, – сказал я, – супермена…
– Ах, тех… Ну, при случае они его надуют, о них вы не беспокойтесь.
– Нет, они не такие. Честно у него работали, так же как и я. И ничего не получили. Они просто не могут себя найти. Очень трудно найти себя. Они не жулики, хотя и пьют. Скорей всего, они не своим делом занимаются, но они не воры. Они никогда ничего не украли, никого не обманули. Разве выйдет из Васи поэт, а из супермена художник? А они верят. Не могут они себя найти…
– Откуда у вас такая мудрость? – сказала Катя. – Можно подумать, вы старик.
– Я не старик, но я вчера выиграл. Вы видели газету? Я знаю, что мне дальше делать, ясно вижу свой путь, понимаю, чем мне заняться. Я нашел себя, а они не нашли.
– Ну разве вы себя нашли? – улыбнулась Катя. – Невелика находка…
– Ха! – возмутился я. – Мне даже неохота отвечать!
Мне казалось, я нашел себя окончательно и бесповоротно. Вчерашний выигрыш поддал мне сил, вскружил мне голову, уверенности во мне прибавилось, дай бог! Вперед – и никаких гвоздей!
– Вы себя не нашли, – продолжала она с мягкой улыбкой, чуть снисходительно, – не ваше это занятие, вы меня вспомните.
– В чем же я, по-вашему, должен себя найти?
– С такой фантазией, сколько вы нам тогда плели, я помню хорошо…
– Ну, это я необдуманно…
– Все равно обдуманно, – сказала она, мягко улыбаясь. – Я вас вижу.
– Вы нас в Баку ввели в заблуждение, – сказал Картошин. – Хотя мне трудно было представить перевоплощение моего однокашника, однако я поверил, а потом эти выстрелы и компания… Я не знал, что думать… Я решил, что сошел с ума… но, поскольку праздник, мы решили… Век живешь, дураком помрешь, Катюша…
– Родители о вас не беспокоятся? – спросила Катя.
– В каком смысле?
– Ну, вот вы уехали, один… У вас есть родители?
– Они обо мне всегда беспокоятся. У меня очень хорошие родители – наверно, лучше родителей на свете не бывает…
Я вспомнил вдруг о них, и неожиданно к глазам подступили слезы, я напрягся, чтобы не выдать своего состояния, захотелось мне домой, показать газету…
– У всех есть родители… – вздохнула Катя. – У Виконта ведь тоже есть родители, вы их никогда не видели?
– Нет, к сожалению, я никогда не видел его родителей, – сказал я.
– И мы не видели.
– Заходите к нам вечерком, если еще задержитесь.
– Спасибо, но бои закончены, вечером отчаливаем.
– Если увидите Виконта, напомните ему.
– Передайте, чтобы он вернул нам деньги, – сказал Картошин.
– Мне бы только его увидеть.
– Вы-то его увидите.
– До сих пор не удавалось.
– Ну, всего хорошего.
Мы вышли из русла реки и уже на берегу разошлись в разные стороны.
Я ему напомню. Я ему передам привет справа апперкотом в солнечное сплетение!
Мысль послать в Баку телеграмму неотступно меня преследовала. Кому послать? Родителям ни к чему. А если Ирке? Разве будет она меня встречать? Вот и посмотрим, будет она меня встречать или не будет. Припрется с гимнастом. Ну и пусть. Очень даже хорошо, вдвоем встречают меня с победой, а чего плохого? Надо, надо послать телеграмму во что бы то ни стало. Не часто я бываю в других городах, послать ей телеграмму!
Как назло, на почте наши ребята болтались, не хотелось мне при них посылать. Начнется: кому да что. Не так-то сразу от них отделаешься. Я с ними вышел, а сам думаю: как бы мне улизнуть обратно на почту? Попробуй улизни! Сразу: ты куда? – и за мной. Не предполагал, что так трудно телеграмму послать. Повернулся и побежал от них со всех ног. Наверно, решили, с ума сошел. До чего дружные ребята, сил нет. Возвращаюсь в общежитие: уезжаем ранним поездом, чуть не опоздал. Билеты обменяли. С какой стати? Некогда расспрашивать. И-И сует перчатки, целую связку, держи, не забудь, отвечаешь. Пристали, зачем побежал, скорей, скорей, до отхода осталось мало. Сумасшедшая спешка, из-за телеграммы мог остаться здесь. Телеграмму послал, а сам остался, нелепица полная. Но при такой ситуации, значит, телеграмма липовая, поезд другой. Напрасно слал, выходит. Напутал все на свете, а я-то тут при чем? При чем, ни при чем, а напутал. Надо вторую телеграмму, а времени не хватает. Проверяю чемодан – запропастились трусы. «Ребята, вы не видели мои трусы? Я в них выиграл, где мои трусы, в которых я выиграл? Я с ума сойду, никто не видел?» – «Ах, отстань, бога ради, никто не видел твои трусы, не мешай, и так опаздываем, не до трусов!» – «Куда же они запропастились? Не могут же они улететь, ребята, где мои трусы, я в них выиграл, не могут трусы испариться!» Вот они, висят на окне, вчера переодевался и бросил их, а сейчас забыл. Хватаю трусы, запихиваю в чемодан, выскакиваю за командой, думаю о телеграмме. Наш капитан остался, приболел. Скорей, скорей на трамвай, на вокзал, на поезд. Неужели нельзя было заранее и спокойнее? Зачем обменивать билеты? С шахматистами никогда бы такого не произошло, верно рассуждал Дубровский.
Рассаживаемся в вагоне, толкотня обычная, будто расположиться не успеют. Надо, надо телеграмму мне послать! Есть у кого-нибудь листок и карандаш? Ни у кого нет? Неужели ни у кого нет чистого листка? Прошел по всему вагону, заняты своими чемоданами, ноль внимания. Ага! Отрываю от газеты корешок. У кого есть чем писать? Напротив меня сидит парнишка, а из кармана у него три авторучки торчат. Почему молчит? На весь вагон ору. «А я и не слышал, что вам авторучку, зачем на весь вагон орать, спросили бы у меня». Хватаю авторучку, пишу: «Произошла ошибка. Поезд приходит («Когда приходит поезд, вы не скажете, когда приходит поезд? Спасибо большое, это точно?») в десять часов утра завтра. Вагон («Какой наш вагон, будьте добры, скажите, какой наш вагон? Вы уверены? Спасибо») два. Поезд («Номер поезда какой?») двадцать восьмой». Выскакиваю на перрон. До отхода три минуты. Не успеть. У вагона провожающие. Кидаюсь к симпатичной старушке: «Будьте добры, я вас очень прошу, умоляю, пошлите эту телеграмму, мне не успеть».