Книга Хлопок одной ладонью. Том 1. Игра на железной флейте без дырочек - Василий Звягинцев

И не успела Эвелин задать ему следующий вопрос, перебил его своим ответом:

— Ты доктор философии, а я просто любитель географии и истории. Живу в свое удовольствие, книжки читаю, карты рассматриваю. Когда что-нибудь интересное вычитаю и высмотрю, поднимаюсь и еду, чтобы сравнить впечатления с реальностью. Вот и вся моя «необычность».

Чтобы прекратить ненужный разговор, он отнес философичку на руках в постель. Здесь она оказалось гораздо более эпикурейкой, чем стоиком или поклонницей Шопенгауэра.

Вообще-то Лихарев знал, что умеет производить на людей любое требуемое впечатление, и использовал эту данную ему способность как в служебных, так и в личных целях. Но сегодня он и в мыслях не имел очаровывать и соблазнять хоть кого-то, а Эвелин он даже и не видел. А вот поди ж ты…

Либо она наделена невероятной проницательностью и инстинктивным чутьем на таких, как он, либо?..

Ближе к обеду, после кофе, круассанов, пары рюмок коньяка, они, как и собирались, поехали в Версаль. Больше девушка к поднятой ночью теме не возвращалась, может быть, даже и забыла о ней. Но сам Валентин не забыл. Хотя чего уж тут такого, казалось бы? Разгоряченная любовными утехами подружка захотела сказать комплимент, как сумела. Женщины в пароксизмах страсти такое, бывает, говорят и кричат, что на утро глаза на партнера стесняются поднять.

Но все же, все же… В положении Лихарева — «один против всего мира» — любое отклонение от привычного порядка вещей, если оно происходит вблизи тебя, следует воспринимать как угрозу. Или намек на нее. Что, если сказанное ей не «комплимент», а именно проговорка?

Считать Эвелин агентессой хоть каких-нибудь государственных структур у него не было даже малейших оснований. Следов, могущих вызвать такого рода интерес, он за собой не оставлял. Ни аггрианкой, ни помощницей форзейлей она тоже не являлась. Блок-универсал дал бы знать…

И все же кое в чем он прокололся, внезапно сообразил Лихарев. Правда, это настолько смелое допущение… Но если принять его во внимание, тогда Эвелин вполне может оказаться подводкой именно с этой стороны.

Игорные дома!

Лихарев обладал еще одной сверхчувственной и весьма полезной способностью, которая не была дана даже Сильвии. Очевидно наставники, готовившие его к работе в гвардейско-придворной среде, сочли, что это умение будет полезно как для карьерного роста, так и в качестве своеобразного, очень коварного оружия для расправы с неугодными.

Валентин умел выигрывать в любые игры, пользующиеся популярностью в обществе: бильярд, шахматы, карты, трик-трак[65], теннис, крокет, даже лото, если потребуется. И так, как требовала обстановка, хоть «всухую», хоть долго и мучительно, из последних сил, «с перевесом в одно очко». В советской жизни применять свои способности ему почти не приходилось, разве что на бильярде изредка. У «вождей» он был в чести.

А в свободном мире Лихарев развернулся.

Люди играют везде — в казино, закрытых и общедоступных клубах, на пароходах и в поездах. Поэтому снять с любого стола, рулеточного, покерного, преферансного, тысячу-другую ему труда не составляло. Мог бы и банки срывать регулярно, но из осторожности сделал это всего два или три раза. В Гонконге ему очень захотелось таким нестандартным образом соблазнить жену аргентинского консула, в Риме и Монте-Карло просто сильно понадобились наличные деньги.

Так, может, именно там и заинтересовались им на то поставленные игорными королями люди? В Риме, надо признаться, он «раздел» рулеточников с особым цинизмом. Вот и пустили по следу ищеек, а он, как нарочно, через две недели еще раз подставился.

За время своего путешествия Лихарев суммарно заработал несколько больше миллиона, если считать в золотых рублях, и это позволяло ему вести достаточно рассеянный образ жизни, как выражались в ХIХ веке. Наподобие известного авантюриста Феликса Круля.

Но даже если его преследуют по этому именно поводу, то при чем тут Эвелин? Вполне бы могли, без всяких затей, подойти серьезные молодые люди, вежливо попросить вернуть деньги (если тот проигрыш был так уж неприятен заведению) и посоветовать никогда больше у их столов не возникать. Это было нормально и в пределах логики.

А подводить к нему докторшу философии, умелую нимфоманку, сразу ставшую набиваться в постоянные подруги? Зачем? Исподволь выяснить, не владеет ли он какой-нибудь системой? Так двести лет уже, как доказано, что никаких систем в стохастических[66]играх нет и быть не может.

А если она работает от себя или в составе узкой группы мелких мошенников? Засекли «жирного кота» и решили его облегчить, на сколько получится. «Хипес», короче, так этот уголовный прием назывался во времена молодости Лихарева.

Что ж, можно пойти девушке навстречу, позабавиться немного.

Глава 25

Неделя, проведенная в обществе Эвелин, практически рассеяла его подозрения. Она была с ним мила, причем именно так, как надлежит умной, знающей себе цену девушке (да нет, женщине, конечно, тридцать ей наверняка исполнилось, а то и больше), увлеченной, но отнюдь не до потери самоконтроля. Они перемежали развлечения интеллектуальные, вроде посещения Лувра, театров, концертных залов, исторических городов, с простыми — рестораны, пляжи, ночные клубы. Прочее свободное время отнимала постель. Вернее — необъятные роскошные ложа в высоклассных отелях, где Лихарев предпочитал останавливаться при поездках в достопримечательные места.

— При таком темпераменте — зачем было тратить время на учебу в университете и корпение над диссертацией? — спросил ее как-то Валентин.

— Одно другому не помеха. Даже наоборот. Когда я как следует разряжусь, мне в голову приходят совершенно оригинальные идеи.

Ответ был не совсем по теме, но Лихарев не стал углубляться в дебри.

Чтобы окончательно проверить подругу, в Гавре он пригласил ее в казино. Купил фишек на три тысячи франков и предложил Эвелин ставить.

— Внутренний голос мне подсказывает, что сегодня — твой день.

Внутренний голос не подвел. Валентин в этот раз не наглел, на каждом столе позволял ей выиграть среднюю по здешним меркам сумму, несколько раз, усыпляя бдительность крупье и секьюрити, помогал Эвелин спустить гораздо больше, чуть ли не до последней, красно-коричневой стофранковой «котлетки». Но потом разгоряченная азартом и даровым шампанским девушка вновь отыгрывалась, и на предутреннюю улицу вышла достаточно богатой для университетской преподавательницы на коротком контракте.