Книга Хлопок одной ладонью. Том 1. Игра на железной флейте без дырочек - Василий Звягинцев

Однако дальше дела пошли совсем не так, как он рассчитывал.

Момент прибытия спецгруппы из Москвы Лихарев вычислил точно, причем убедился, что Тарханов приехал на сутки раньше, чем требовал от него приказ, и поселился с напарником в той самой гостинице, где размещалалось турагентство Татьяны. Это было чрезвычайно удобно. Валентин позвонил ей по телефону и, задав вполне невинный вопрос о работе от имени неизвестного клиента, кодированным сигналом велел приготовиться. К чему — неважно. Главное — чтобы матрица активизировалась и ждала команды к немедленному действию.

Лихарев лично отследил все перемещения Тарханова по городу, его заходы в винные подвальчики и на открытые веранды, умело проследовал за ним до самой маштаковской дачи под Машуком, сообразил, что именно полковник там высматривал, и сопроводил обратно, до самого «Бристоля».

Тут и подал Татьяне команду на выход. Она спокойно, не совсем понимая для чего, высиживала на рабочем месте, перебирая письма, отношения, заявки, подшивая папки с маршрутными листами, хотя шел уже одиннадцатый час. Буфетчица с этажа забегала, принесла кофе по доброте душевной, спросила, что ж за неотложные дела такие, а Татьяна только отмахивалась. Надо и все!

Вдруг поняла, что на сегодня хватит, заперла шкафы и сейф, медленно спустилась по широкой лестнице.

Швейцар предупредительно оттянул за сияющую медную ручку дверь, покрытую резьбой в виде виноградных кистей и листьев.

— Доброго вечера вам, Татьяна Юрьевна, — приложил два пальца к фирменной каскетке.

— И вам всего, Илья Максимович…

После кабинета, пропахшего посетителями, душистый ночной воздух хлынул в легкие так, что голова закружилась.

Она постояла, прикидывая, куда лучше идти, к трамвайной остановке или стоянке такси. А можно и пешком прогуляться, всего минут пятнадцать быстрым шагом, если на работу опаздываешь, а не спеша — чуть больше.

Вот интересно, Татьяна словно бы ждала дополнительной подсказки, как именно поступить. Обычно ведь она никогда не задумывалась о таких пустяках.

Перешла неуверенным шагом тротуар, вымощенную брусчаткой мостовую, ступила на кирпичную крошку аллеи. В полумраке ярко светился всеми четырьмя гранями ночной мелочный ларек. Всего понемногу. Возле него стоял человек, покупал что-то.

Повернулся, раскупорил пачку сигарет, щелкнул зажигалкой.

Она его сразу узнала, хоть и прошло столько лет.

— Сергей…

Тут же Лихарев понял, что программа начала давать сбой.

Он сидел на скамейке буквально в нескольких шагах от них, скрытый тенью каштанов и кустов. Слушал их разговор и одновременно отслеживал понятную только ему путаницу линий и символов на экране блок-универсала.

Во-первых, Тарханов, услышав обращенные к нему слова, немедленно начал свою игру, не признав старую подругу и не согласившись, что он — это он. Такое в планы Валентина не входило.

Хуже того, Татьяна мгновенно приняла предложенные обстоятельства. Программа — села, как отработанная батарейка в фонарике. Они стояли, разговаривали, и никакой склонности поступать предписанным образом девушка не проявляла. Значит, собственные эмоции, пусть даже она считала их ошибкой, все равно превозмогли навязанные.

Тарханов пригласил ее в кафе, и она тут же согласилась, что тоже не вытекало …

Просидели они там до второго часа ночи и спокойно расстались. Полковник даже не напросился ее проводить, просто посадил в такси.

Срыв! Позорный срыв, так расценил это Лихарев. Матрица действует, получается, только в лабораторных условиях. Без помех со стороны, со стороны естественных эмоций. Да это было видно и на экране. Недельной давности, мощнейшая, как он считал, схема подчиненности мгновенно ушла в левый нижний сектор графика, а девяти— или восьмилетней давности воспоминание заполнило всю «рабочую зону».

Главное, непонятно, почему Тарханов назвался чужим именем, не захотел узнать Татьяну, не поддался ее чарам, да она их и не включила совершенно. Что стоило красивой женщине несколькими жестами, взглядами, интонацией увлечь отпускника-полковника? А ведь умела раньше, очень неплохо умела…

Здесь же, в месте, специально предназначенном, вела себя как случайная попутчица в купе поезда дальнего следования.

«Ну ничего, мы это еще отыграем», — думал Валентин, спускаясь по Серноводской улице в сторону своего имения.

Но дальше пошло еще хуже.

Отряды Фарида странным образом опоздали. Вошли в город, когда профессора уже увезли, а охрана виллы была нейтрализована и разоружена без единого выстрела. Не думал Лихарев, что платит деньги таким недоумкам.

Ну а что с них возьмешь, если всерьез подумать? Станут почти случайные наемники умирать за пару сотен рублей, когда государственные люди тычут автоматами в морду и заламывают руки?

Не та страна, не те времена, не те бойцы. Ему бы взвод чекистов двадцатых годов, еще посмотрели бы!

Зато боевики вломились в Пятигорск на рассвете, и сразу начали вести себя, как крестоносцы в Константинополе. То есть жечь, насиловать и грабить. Оговоренное и оплаченное задание их словно совершенно не интересовало. Услышав первые выстрелы в стороне вокзала, Валентин связался с Фаридом, пытаясь объяснить ему, что «птичка улетела» и делать его банде здесь больше нечего.

На что получил издевательский по сути и форме ответ. В том смысле, что Пророк (Да будет благословенно Его имя!) отнюдь не возражает, если правоверный пошлет гяура далеко-далеко, и никакие клятвы и договора не имеют силы, если вовремя произнесена, пусть и в уме, нужная формула. Так что пусть почтенный господин Лихарев заткнет свой поганый язык в не менее поганую задницу и не высовывается на улицу, если желает хоть немного продлить свою никчемную жизнь.

После услышанного, будь у Лихарева собственная гвардия в полсотни человек, больше не надо, он вывел бы ее на улицы.

Но гвардии не имелось, а шести личных охранников, на которых он мог положиться, — только-только достаточно, чтобы расставить пулеметы по углам забора усадьбы и отразить прямую атаку.

И Валентин позорно просидел в своем укрытии, пока Тарханов в одиночку бился с бандитами в гостинице, и выбрался наружу, только когда на улицах и площадях начали высаживаться юнкера ставропольского училища и горные егеря.

Окончательно Лихарев понял, что проиграл партию, когда узнал, что полковник, которого он надеялся с помощью Татьяны перевербовать, отбыл из города вместе с ней и с пленным Фарид-беком.

Давно его так не опускали!

Чувство стыда, исходящее от базовой личности, не сталинского функционера, а дворянина, камер-пажа, было едва переносимым.

Будь в нем хоть на вершок больше человеческого — самое время застрелиться.