Книга Все оттенки боли - Наталья Штурм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом горемычная ушла в вагон-ресторан, а мы вернулись обратно на свои места.
— Бедная семья, какой ужас, — никак не могла успокоиться я. — Тебе жалко ее?
— Не очень. Видала, в вагон-ресторан пошла? Откуда такие бабки по вагонам-ресторанам ходить? Там же дорого!
Не знаю. Я запуталась, кому верить — вор или не вор? Но такая зверская расправа! Расстрел за взятки? Как-то чудовищно жестоко…
— Неужели борьба за власть в наше цивилизованное время может сопровождаться кровью? — спросила я Светку как старшую.
— Да вполне! Помнишь, как нас в прошлом году гоняли из кинотеатров, проверяли документы, почему не на работе? Я уже тогда почувствовала недоброе!
Я засмеялась, потому что вспомнила. Действительно прикольно было!
— Видишь, каждый по-своему осуществляет лозунг этого твоего Цурюпы: делать твердо и неукоснительно, а врагов в щепки разнесем.
— Кто не с нами — тот против нас, — уточнила я, потому что никогда не запоминала длинные цитаты. Ну, конечно, кроме «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Эту фразу из «Партийной организации и партийной литературы» В. И. Ленина я вызубрила наизусть от страха получить двойку. Из других соображений вряд ли станешь учить это…
Мы улеглись на полки, но не спали, а думали.
— Свет, — шепотом позвала я подругу, свесив голову вниз, — а ты была когда-нибудь в Елисеевском?
— Была конечно, но давно, ничего уже не помню, — соврала Светка, потому что слишком быстро ответила.
— А я была-а, — мечтательно протянула я. — Там при входе в магазин всегда молотым кофе пахло. Столько сортов разных! А внутри прямо волшебное царство было — везде лепнина, люстры невероятные висели, пузатые высоченные прилавки…
— Почему высоченные? Как же до них покупатели дотягивались? — логично заметила Светка.
— Ну я же маленькая была — мне казалось, что они где-то под потолком магазина, ха-ха… Мама привела меня туда, хотела лепнину показать, а я конфеты увидела… Ну, слезы, конечно, уговоры… Но мама строго следила за лишними тратами, так мы ничего и не купили…
— Бедный ребенок, — зевнула Светка, заворачиваясь во влажную серую простыню.
— Не… Я тогда решила, что раз дорого, значит, я должна сама заработать. Утром, когда мама ушла на работу, я взяла один из своих рисунков, сама оделась и пошла в Елисеевский. Но пока шла по длинному коридору коммуналки, меня соседка из другой комнаты поймала и, охая, вернула на место.
— Ладно, забудь, хочешь монпансье дам? У меня целая коробка от твоих поклонников.
— Ну что делать, давай! — тихо улыбнулась я. — Честно же заработано.
— Забудь ты свое «честно заработано»! Сейчас время другое — скоро никто честно зарабатывать не будет. Вот увидишь!
— И что, всех расстреливать будут? — удивилась я.
— Нет, все воровать будут.
Мужик с боковой полки так бурно храпел, что последних слов я практически не расслышала. Просто по уверенной интонации поняла, что мы на пороге больших перемен.
Игры на доверие
Утром бабушки вручили нам старую газету с тезисами апрельского пленума ЦК КПСС и посоветовали сложить туда остаток провианта, чтобы не заветрилось.
Нашим багажом был единственный пакет «Дикий пляж», чужой горшок и пачка денег, которые Светка приколола с тыльной стороны лифчика. Ее грудь плавно вздымалась купюрами, и от подруги исходило тепло.
Сердобольные старушки на прощание подарили нам булавку и собственный тезис:
— Главное в жизни, чтобы один день был похож на другой!
Светку вырвало в туалете от тезиса, а может, от обилия водки накануне. Но расстались мы с бабушками хорошо — ночной рассказ про расстрелянного директора сделал нас более чуткими к живым.
На перроне вокзала Феодосии нервничала «горшочница». Тетка резво бегала вдоль вагонов, останавливалась, крутила башкой, вытирала пот косынкой и снова начинала бегать туда-сюда, как будто отлавливала нас.
Все окна были закупорены, и мы не могли крикнуть ей. А она так волновалась, словно мы везли не детский эмалированный горшок с грибком, а сало, инкрустированное бриллиантами.
Едва Светка показалась в тамбуре, брезгливо держа в вытянутой руке детский туалет, хозяйка бросилась к нам с криком: «Слава богу!»
— Это мы должны сказать «слава богу!», — неожиданно ворчливо произнесла Светка, удерживая горшок в метре от себя.
Они так и тянули его: тетка на себя, Светка — не отдавала. В результате дама отвоевала крышку и в недоумении уставилась на Светку.
— Нам в Москве сказали, что вы берете постояльцев. Недорого. Услуга за услугу, — продолжала удивлять Светка, и я в который раз подивилась ее изобретательности.
— Ну, я беру, конечно… но… даже не знаю, — сильно растерялась хозяйка. — Сама я с Коктебеля… тьфу, с Планерского, но работаю на «железке» в Феодосии. Можете сами поихати ко мене до хаты, я адрес напишу и записку доче отправлю, щоб приняла вас.
— Это для нее горшок? — отреагировала я на слово «дочь». Раз дочь — значит, ребенок. Раз ребенок — значит, горшок. Ничего сложного.
— Да не-е! Це для внучки! Доча родила, а дитя горшки не признает. Вот и заказываем з Москви, может, цей сподобится. А то срется, а у нас жильцы…
— Что?! — переспросила Светка в ужасе.
— Та гавном несет, як из параши. Така маленька и така засранка.
Я сначала обрадовалась, что мы так быстро решили проблему с жильем. Но Светка туалетную тему восприняла брезгливо и снова отправилась тошнить в кусты.
Наконец зеленая от конвульсий Светка оклемалась, и мы пошлепали к стоянке такси.
— Может, лучше на автобусе? — предложила я из соображений экономии.
На автобусной остановке стояла липкая очередь из психованных людей с рвущимися сумками и рыдающими детьми. Возле касс была отдельная очередь, где люди, как колорадские жуки, лезли друг другу на головы, пытаясь урвать билеты первыми.
Когда подошел дряхлый автобусик, обе очереди мгновенно смешались, и началась истеричная давка. Где, кто или что, нельзя было разобрать в свалке отдыхающих.
— Я не вижу нас в этой толпе, — пафосно произнесла Светка и стала искать стоянку такси.
Но там тоже была очередь. Правда, менее нервная. Но более конкретная.
— Куда лезешь?! — громко, чтобы все слышали, сказал мужчина с беременной женой и четырьмя дочками. — Не видишь, очередь?! Думаешь, одна такая умная? Мы здесь уже три часа стоим! Ишь, нарядилась…
— Профурсетка! — определила следующая за ними тетка с болонкой.
— Да, мы только спросить хотели, — начала я мирно.