Книга Жемчужная Тень - Мюриэл Спарк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы удостовериться, Билл полез еще выше на провисающую под его тяжестью перегородку. Он схватился за притвор одного окна в дамском отделении, положил ладонь на выступ другого окна. Заняв такую позицию, он повернулся и увидел скамью как на ладони. Это Мейзи! Билл вдруг заметил, как она похожа на Джун, только постарше, конечно. Да, и рядом с ней с апатичным и глупым видом действительно сидел Леонард.
Удерживаясь в той же позе, Билл наблюдал за ними и строил планы отступления вместе с Джун. Лучше им сразу покинуть город. Тогда их никто не увидит… Все в той же позе он подал знак Джун. Этим-то он и привлек к себе внимание.
Первыми надвигающуюся опасность возвестили фанфары возмущенных воплей изнутри строения. За этим всплеском звуков последовал громкий детский рев.
— Держи его! — закричала тощая жилистая женщина, выбегая из дамского отделения. — Подглядывал, грязная свинья!
Она схватила Билла за ногу и с помощью двух проходящих мимо девушек, бросивших ради этой цели свои велосипеды, стащила с перегородки и повалила его наземь.
Джун кинулась наутек.
— А ну стой! — завопила ей вслед жилистая особа. — Остановите ее кто-нибудь! Она все видела! Она с ним заодно!
Джун, которая и не думала сопротивляться, схватила пара средних лет.
— Я тут ни при чем, — уверяла Джун. — Я ничего не видела.
— Да неужели? — протянула жилистая. — Зато я видела.
— И я, — подхватила одна из девушек. — Он заглядывал в дамскую комнату! Среди бела дня!
— Низость, — заявил мужчина средних лет. — Вот что я вам скажу: это низость. Подержите-ка его, а я приведу полисмена.
Еще три женщины появились из дамского отделения, взволнованные шумом и суетой. Одна несла под мышкой маленькую девочку, а в другой руке — сумочку, которую, размахнувшись, обрушила на запрокинутое лицо Билла.
— Позвольте мне встать! — взмолился Билл. — Я все объясню.
— Да уж, мерзкий извращенец, — закивала мать ревущего ребенка, — сейчас ты нам все объяснишь. Погоди, вот узнает мой муж!
— Спросите мою подругу, — убеждал Билл, указывая на Джун.
— Ах подругу! — воскликнула симпатичная рыжеволосая девушка, вышедшая из дамского отделения. — Если она тебе подруга, значит, и она тут замешана. Ручаюсь, она того же поля ягода. С такой-то рожей, — логично добавила рыжая.
— Я ничего не видела, — беспомощно повторяла Джун.
Биллу удалось приподняться на локтях. На его ноги решительно уселась жилистая женщина. Ступни придерживала мать ребенка.
Полисмен уже приближался, когда Билл увидел не только его, но и Мейзи, поднявшуюся со скамьи. Заметив, что неподалеку собралась небольшая толпа, Мейзи из любопытства направилась небрежной семенящей походкой к тому месту, где лежал Билл. За ней, шаркая ногами, брел Леонард с трясущейся головой.
Мейзи вдруг застыла на месте, разом растеряв всю свою беспечность.
— Билл! — ахнула она. — Это мой муж, — надменно оповестила она толпу. — Ему дурно? Будьте любезны, пропустите.
— Дурно? — переспросила жилистая. — Как бы не так: подглядывать удумал, развратник.
Джун сделала еще одну попытку сбежать.
— Стой смирно, — пригрозила рыжая.
Подошел полисмен.
— Вставайте, — велел он Биллу.
Состоялось на редкость утомительное разбирательство. Главной свидетельницей со стороны обвинения выступила мать малышки.
— Я гуляла с дочерью, — рассказывала она, стоя на свидетельской трибуне, — когда она у меня запросилась. Держу я ее и вдруг вижу в окне — он, обвиняемый. Признаться, — добавила она, — с перепугу я разжала руки, и бедняжечка Бетти так и плюхнулась.
— Ребенок не пострадал? — спросил судья.
— Ну, с виду вроде как нет, — ответила мать. — Но не дело это для ребенка — падать вот так-то.
Если бы не ее показания, обвинение проиграло бы дело.
Рыжая подвела его, заявив, что зашла всего лишь оправить платье, когда увидела в окне Билла.
Никто так и не сказал, чем занимался внутри строения на самом деле, когда лицо Билла возникло в окне. Как вам уже известно, шел 1950 год. Впрочем, уклончивость свидетельниц значения не имела: как бы там ни было, подсматривание есть подсматривание. Тем не менее все были рады, что мать Бетти прояснила обстоятельства.
Судья сурово обошелся с Мейзи, почему-то решив, что перед ним Джун. И неудивительно: с прямым пробором в светлых волосах и пучком на затылке Мейзи была поразительно похожа на соперницу — как и многие женщины, мужья от которых, в сущности, не уходят, а, напротив, возвращаются, только в чужих объятиях.
Когда судью поправили и личность его собеседницы была установлена, он сурово обошелся с Джун.
— Вы явились на место преступления с чужим мужем и потворствовали ему, — упрекнул он. — И даже пытались выдавать себя, — добавил он, — за эту порядочную, честную женщину.
Билла приговорили к уплате десяти фунтов штрафа в трехнедельный срок.
Желая забыть о случившемся, Джун эмигрировала в Австралию. Мейзи, никому не сказав ни слова, отправилась к парикмахерскую и поменяла прическу, выбрав совсем другой стиль. Билл втайне от всех побывал у юриста и изменил завещание в пользу своего глуповатого кузена Леонарда.
© Перевод. Н. Анастасьев, 2011.
Не так уж много времени прошло с момента моего прибытия в Уотлингское аббатство, когда я поняла, что все мы приехали сюда, чтобы обрести душевное равновесие после нервного срыва. Аббатство, построенное еще в XII веке, расположено в Вустере, на месте, где в древности стоял храм Митры. Недавно оно было приобретено и реставрировано монашеским орденом, которому принадлежало с самого начала, — тогда-то, сразу после войны, я и оказалась там, обнаружив через несколько дней, что большинство из нас лечат здесь нервы.
Под «большинством из нас» я имею в виду обыкновенных мирян, которые располагаются в комнатах паломников по обеим сторонам нового флигеля. Всех нас так и называют — паломники. Помимо нас в аббатстве проживают постоянные миряне, которых называют монастырскими, потому что они живут в комнатах над монастырскими покоями.
Неврастеники поразительно быстро оценивают душевное состояние других людей, разделяя их по широкоохватным категориям. В аббатстве я насчитала четыре такие категории. Первая — мы сами: неврастеники-посетители-пилигримы. Вторая — монастырские: это в основном разные чудики. Третья — монахи; у них как будто с нервами было все в порядке, и, не будучи неврастениками, сливаясь в своем белом одеянии в одну общую массу, как мне тогда казалось, они просто мирно покачивались в золоте того октября либо стройно вытекали из монастырских покоев в дни церковных праздников. В четвертую категорию я поместила мисс Марджори Петтигрю.