Книга Последняя Пасха императора - Александр Бушков

Майор козырнул, привычно и небрежно:

– Участковый инспектор майор Сомов… Вы будете ГринбергВасилий Яковлевич?

– Да надеюсь, что еще долго буду… – сказал Смолинспокойно – Чем могу, как говорится?

Кто-то внутри моментально скомандовал: «Боевая тревога!».Участковый в наше время – фигура, во многом подобная снежном человеку. Все онем слышали, но мало кто его видел. И уж если он появляется, то неспроста…

Штатский молча предъявил Смолину в развернутом виде навремя, достаточное для прочтения, свою ксиву. Какова Смолина насторожила ещебольше: убойный отдел, понимаете ли, совсем весело…

– Нужно снять с вас показания, – напористо сообщилэтот самый старший лейтенант Шумилов Игорь Николаевич. И смилостивилсянастолько, чтобы небрежно оборонить: – Свидетельские…

– Понятно, – сказал Смолин. – Мы людизаконопослушные, так что прошу. Там у нас небольшое веселье, на кухне ничегобудет?

Участковый стоя разместился у подоконника, показывая всемвидом, что не намерен играть значительной роли в событиях. Молодой же уселсянапротив Смолина, примостил на свою папочку стандартный бланк (ну да,«свидетель/ потерпевший», высмотрел Смолин):

– Значит, Гринберг Василий Яковлевич… Документик можновзглянуть? Образование… Под судом и следствием не состояли… Значит, так. Выквартиру, вот эту самую, купили у гражданина Лобанского Виктора Никаноровича…

– Самым законным образом, – сказал Смолин. –Документы показать?

– Не надо, я уже видел… – он поднял голову иуставился на Смолина взглядом, ему самому наверняка казавшимся гипнотизирующим:– А что ж заплатили такую уймищу? Не стоит эта квартира дороже полтешка,шестьдесят в крайнем случае…

«Выпендривается, мальчишечка, – насмешливо подумал просебя Смолин. – Нас, родимый, советские мусора колоть пытались, а они былине тебе чета, за ними империя громоздилась и возвышалась…»

– Все очень просто, – сказал он спокойно иоткрыто, как и полагается честному гражданину разговаривать с представителямивласти. – Если вы видели договор, обратили внимание на приложение? Гдезначится, что Лобанский мне передает, помимо квартиры, все в ней находящееся?Вот оно таких денег и стоит… Профессия у меня – антиквар. У вас это ремесло, яполагаю, не особенно развито, а вот в Шантарске – весьма…

– Понятно… Старьем торгуете?

– Ну, если люди готовы за это старье деньги отдавать…

В голосе лейтенанта просквозило откровенное человеческоелюбопытство:

– И что, выгодно? Такие деньги выложили…

– А иначе б и не выкладывал, – сказалСмолин. – В том-то и дело, что выгодно… А что, собственно, случилось?

– Когда вы в последний раз виделись с Лобанским?

– Три дня назад, – сказал Смолин чистуюправду. – Забрали каждый свои бумаги, он получил деньги – и разошлись.

– Вы у него бывали по месту постоянной регистрации?Шевченко, дом пять, квартира одиннадцать?

– Никогда, – сказал Смолин, – не знаю даже,где такая улица.

– Понятно… А как вы, собственно, на него вышли?

– Ну, я ж не шпион, чтобы на кого-то «выходить», –сказал Смолин. – Отца его покойного в Шантарске прекрасно знали, и, когдастало известно, что он умер, я сюда и поехал…

– Успеть вещички ухватить?

– Ну да. А что в том незаконного?

– Конфликтов у вас с Лобанским не было?

– Никаких. Какие тут конфликты? Договорились полюбовно,разошлись, довольные…

– Ну, а конкурентов у вас никаких не было? Может,кто-то хотел вас… как бы выразиться… опередить? Никто больше к Лобанскому с темже делом не обращался?

– Но если и обращался, я об этом ничего не знаю, –сказал Смолин. – И сам он мне ничего такого не говорил.

– А такого Дюкова вы знаете?

Вот тут уж Смолин насторожился еще больше. Осторожно сказал,делая вид, что роется в памяти:

– Дюков, Дюков… Напомните, с чем эта фамилия связана?

– Есть такой парнишечка, недвижимостью торгует…

– Так-так-так… – протянул Смолин, – ходил туткакой-то, очень может быть, что и Дюков… Степой его звали…

– А у него конфликты с Лобанским были?

– Понятия не имею, – сказал Смолин. – Я сэтим парнишечкой чисто случайно пересекался, буквально на полминуты. Он ходилпо квартирам на первом этаже, пустым, спросил, что я тут делаю, я сказал, чтокупил у Виктора вот эту… На том и разошлись.

– И никаких конфликтов у вас с ним не было?

– А с чего бы вдруг? – пожал плечами Смолин свидом величайшего простодушия. – Перекинулись парой слов и разошлись…

Вот такие моменты и бывают самыми скользкими. Поди угадай,что там наговорил Дюков… и наговорил ли… Стоп, стоп!

У Смолина родилась вполне приемлемая в данной конкретнойситуации версия: вполне возможно, долбаный Степашка, разобидевшись, как раз инатравил на него этого провинциального сыскаря, изо всех сил стремящегосявыглядеть крутым Коломбо… В отместку. Шумилов этот – дальний его родственник,нашему слесарю троюродный забор… или друг детства… в такой глуши все друг другуродня и знакомые… Черт, совершенно пока не улавливается направление допроса,куда гнет следак, решительно не понятно. Но почему он убойный? Для вящегостраху? Никого другого под рукой у Степы не нашлось? Ретив, ретив, сразу видно.А вот участковый совершенно другого жизненного плана мужик, это сразу видно: ненаигранно, а по-настоящему, пожалуй, отстранен и равнодушен, которому до пенсииб доработать без особых неприятностей в околотке…

– А что, собственно, случилось? – решил Смолинпровести разведку боем. – Совершенно обычная сделка… Или Лобанскийкакие-то претензии высказывает? Так не с чего ему в претензии ударяться, я егоне обманывал, человек взрослый, сам все должен понимать… Обманывают – этокогда, накачав спиртным, за копейку рубль покупают…

Следак смерил его профессионально угрюмым взглядом с такимвидом, словно колебался. И сказал бесстрастно:

– Не высказывает претензий гражданин Лобанский. Попричине того, что его убили.

– Ох ты ж! – сказал Смолин, не особенно ииграя. – Не повезло. Как?

– В его квартире, – неохотно сказалследователь. – Ножевое. И непонятно, куда делись полученные за квартируденьги, поскольку на месте преступления обнаружена какая-то мелочь…

– Ограбление? Собутыльники?

Шумилов пожал плечами:

– Версии отрабатываются…

– Может, он деньги в банк положил? Я ему именно этосоветовал…

Участковый, не сдержавшись, громко фыркнул: