Книга Жестокое милосердие - Робин Ла Фиверс

Так и подмывает спросить, а как же его измена собственному святому. Но что-то останавливает меня. Поэтому я молча поворачиваюсь и иду к главному выходу из дворца.

Снаружи царит прохладная ночь. Полная луна заливает серебром улицы Геранда. Мы с Дювалем шагаем в напряженном молчании. Держимся боковых улиц и переулков и, не сговариваясь, прячемся в тени; темные плащи делают нас почти невидимками. С моря тонкими щупальцами наползает туман, в воздухе влажно пахнет ближними соляными болотами.

Мы уже почти у дома, когда Дюваль наконец нарушает безмолвие:

— Герцогине пришлось по сердцу предложение Немура. — Голос у него деревянный, ничего не выражающий. — Через несколько дней мы вынесем его на Тайный совет и будем добиваться одобрения.

Пока шли, я успела дать себе клятву, что до конца дней своих не буду с ним разговаривать. Но я так удивлена, что забываю о зароке.

— Разумно ли это? — спрашиваю я. — Вроде речь шла о том, чтобы все в секрете держать?

Он досадливо морщится:

— А выбор у нас есть? Она еще не надела герцогской короны, так что сама от своего имени действовать не вправе. Поэтому любое соглашение, которое мы можем заключить, ничтожно без подписей тайных советников. Заполучив эти подписи, мы должны будем действовать быстро, чтобы опередить наших врагов!

Мы пришли, и Дюваль открывает дверь, кивая удивленным охранникам. Он задерживается внизу у лестницы, жестом предлагая мне подниматься в мою комнату.

— Кажется, — говорит он, — на сегодня мы уже сыты друг дружкой. И потом, мне нужно многое приготовить для завтрашнего заседания совета.

Я только рада с ним распрощаться.

Войдя к себе, я не тороплюсь раздеваться. Вместо этого иду к окошку и преклоняю колени в пятне лунного света.

Я молюсь Мортейну, испрашивая прозорливости и ясности ума, необходимых, чтобы разобраться в путанице связей и чувств, которая меня окружает. Я прошу мудрости, чтобы правильно угадать Его волю.

Но всего горячее прошу я о том, чтобы не влюбиться в Дюваля.

И почему меня тянет к нему?.. Он не так красив, как де Лорнэй, и с ним не так легко и просто, как с Чудищем. У него не столь очаровательные манеры, как у его младшего брата, но при всем том…

Из-за него у меня колотится сердце и спирает в груди, а голова отказывается соображать. Он даже сердится на меня как-то по-доброму, и это не поверхностная доброта, диктуемая правилами приличия, а истинная забота. Ну или безукоризненно похожая на истинную — я ведь еще не забыла, что все это может оказаться притворством с целью усыпить мою бдительность.

Если это так, то я попала в его сети, точно кролик в силки.

ГЛАВА 28

Всего три дня — а герцогиня и Немур уже отчаянно влюблены, и кто способен бросить в них камень? Немур молод и красив, и сердце у него доброе. Но в этом человеке есть глубина, ибо он познал горе, как, впрочем, и Анна, и это роднит их еще больше. Играет роль и то, что он выступил как благородный спаситель обреченной красавицы. Разве что вместо драконов герцогиню окружают огнедышащие бароны, а так все правильно. Все как в балладах, которые поют трубадуры!

Правда, головы герцогиня не теряет. Все эти три дня они с Дювалем занимаются тем, что формулируют самый выгодный брачный договор, какой только возможен. Такой, чтобы тайные советники при всем желании не смогли к чему-то придраться и отказать жениху.

Война, которой пригрозил д'Альбрэ, по-прежнему у всех на устах. Совет и бароны то и дело собираются и заседают, соображая, как быть с этой новой и весьма серьезной угрозой. Герцогиня при малейшей возможности сбегает с этих собраний, ссылаясь на головную боль. Ее честолюбивые опекуны нисколько не возражают против отлучек. Так им даже проще строить планы на будущее государства.

Тайный совет заседает в личных покоях герцогини, подальше от любопытных глаз и чутких ушей двора. Двое вооруженных стражников стоят у дверей. Они великолепно обучены, но за угол заглянуть даже им не под силу. А там, за углом, есть одна комнатка, вплотную примыкающая к солярию и словно нарочно созданная для подслушивания.

Дюваль привел меня в эту комнатку, чтобы я поработала дополнительной охранницей. Но кто запретит мне разом охранять и подслушивать?

Стена здесь нисколько не тоньше той, сквозь которую я последний раз пыталась что-то расслышать. Поэтому сразу иду к окошку и устраиваюсь на подоконнике. Здесь голоса звучат громче; не очень ясно только, как я буду отпираться, если застукают, — я притворяюсь, будто вышиваю, едва не свешиваясь из окна. Но как иначе я подготовлю для аббатисы достоверный отчет о том, что там происходит?

Вот раздается низкий, рокочущий голос канцлера Крунара: он призывает собравшихся к тишине. Кто-то интересуется, зачем всех созвали так неожиданно. От этого голоса у меня начинают ныть зубы, и я узнаю маршала Рье.

— Вас созвала я, — раздается звонкий голос Анны. — Причину же вам объяснит господин Дюваль.

Он рассказывает о предложении герцога Немурского, и вмиг поднимается возбужденный гомон, все перебивают друг дружку.

— Как вообще это случилось? — интересуется мадам Динан. Голос у нее такой, словно внезапная беда разразилась. — У нас не было гонцов из Немура!

— Явного гонца действительно не было, — отвечает Дюваль, и эти слова вызывают новый взрыв возмущения.

— Почему Наварра обратился именно к вам? — спрашивает маршал Рье. Его тщеславие жестоко ущемлено подобным нарушением протокола. — Вы не регент и не смеете вести себя точно правитель! Или, может быть, это лишь ступенька в вашем тайном стремлении к власти?

— Если бы он хотел заполучить регентство, то не выложил бы нам все как есть, — замечает капитан Дюнуа.

— Хватит! — громко произносит канцлер Крунар, и все умолкают. — Не забудем, что мы получили очень добрую весть для нашей герцогини и всей нашей страны! Какую помощь способен выставить Немур?

— Трехтысячное войско и еще пятнадцать сотен копейщиков.

Повисает долгая, нездоровая тишина.

— Вы что, шутите? — произносит наконец маршал Рье.

— Один д'Альбрэ выставил больше, — указывает госпожа Динан.

— Мадам. — Голос Анны едва заметно дрожит. — Я несчетное количество раз повторяла вам и еще повторю: я не пойду за него ни при каких обстоятельствах. Ему за пятьдесят, он уже дедушка!

А еще он гадкий, жестокий и грубый, и от одного его взгляда у нее душа с телом расстается. Об этом она умалчивает, но я-то ведь знаю!

— Но он приведет с собой армию, превышающую жалкий отряд Немура! — брызжет слюной маршал Рье. — Армию, без которой нам не выстоять против французов!

— Нужно голосовать, — произносит Крунар. — Ну что, все «за»?

— Да, — первой отвечает Анна.

— Да, — на мгновение отстав, говорит Дюваль.