Книга Адам и Эвелин - Инго Шульце

— До лагеря?

— У него там был один знакомый, и тот все так устроил, что мне даже не нужно было жить в лагере. Я там только бланки заполнила. Передашь мне горгонзолу?

— Целиком весь кусок?

— Да. — Катя положила сыр на сковородку. — Михаэль всю дорогу только о тебе и говорил. Все время начинал по новой.

— Он сердился?

— Он просто не мог понять. Я ему говорила: разворачивайся. Но он уперся.

— Если б он дал мне чуть больше времени.

— Ты жалеешь?

— Не знаю.

— Эй, Эви. Ты что, плачешь? — Катя сняла кастрюлю с плиты и слила воду. — Что случилось? Ты жалеешь?

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Ой-ой-ой, выкладывай. Что такое? Ну, говори же!

— Я беременна.

— Ох ты, Боже мой, Эви!

Катя уставилась на нее, держа двумя руками дуршлаг со спагетти.

— Я знаю, большую глупость сложно было сделать.

— Да, это ж надо было. От Михаэля?

— Не знаю, может, да, а может, и нет.

— Ты не можешь это выяснить?

— А как?

— А Адам?

— Тоже возможно.

— Он что-нибудь знает?

— Нет.

— Ты хочешь сохранить ребенка?

— Я не знаю. Здесь с этим как у нас?

— Понятия не имею, наверное, да. В худшем случае придумаешь что-нибудь.

Катя вытряхнула спагетти на сковородку с горгонзолой. Потом она обошла вокруг стола и обняла Эвелин.

— Знакомый запах, — сказала Эвелин, — у меня тоже такие были.

— Михаэль подарил?

— Хм.

— Разочарована?

— Ты ведь тоже, разве нет?

— Да ладно, он просто хотел сделать приятное. Расскажи Адаму, может, он тогда оживится. Он же всегда хотел ребенка. Извини, мне нужно помешать.

Катя вернулась к плите.

— Дай, пожалуйста, грушу. Ты меня просто наповал сразила. Я думала, ты сейчас расскажешь про Штази или что-нибудь такое.

— Ну спасибо.

— Ты об этом так сообщила. Кто же подумает про беременность?

— Просто когда не с кем поговорить, тогда тебя может вдруг неожиданно прорвать.

— Мне это знакомо.

— Все готово? — Эвелин показала на сковородку.

— Да, ты только передай мне грушу. Ты голодная?

— Нет.

— Давай, — сказала Катя, — попробуем хотя бы. Или может, ты хочешь грушу, хотя бы кусочек груши?

— Да, кусочек груши.

Катя выключила газ. Пока она разрезала грушу на четвертинки, Эвелин достала из сумки маленький пакетик.

— Вот, это тебе, — сказала она.

Катя посмотрела на нее, немного помедлила, затем взяла у Эвелин из рук подарок, оторвала скотч и развернула салфетку.

— Как — мне?

— У меня тоже такое.

Эвелин показала ей свою правую руку, на которой было надето красно-рубиновое кольцо.

— Эви…

— Мы же подруги, почти что сестры, правда? — Эвелин взяла кольцо. — Куда, на левую или на правую?

— Все равно.

— Вот видишь, подошло.

— Ты с ума сошла, просто с ума сошла, — сказала Катя.

Потом они сели за стол напротив друг друга и стали есть грушу.

50

СОКРОВИЩА

Эвелин вышла в Айхенау из последнего вагона электрички и пошла к выходу. Вдруг кто-то схватил ее за руку, она в испуге обернулась:

— Адам! Что-то случилось?

— Ты же хотела вернуться к обеду.

— Я сказала, что не знаю, когда вернусь. Как ты замерз!

Эвелин сняла с шеи шарф и повязала его Адаму под подбородком.

— Я хотел тебя пригласить, — сказал Адам, — на обед. Ты уже поела?

— У нас был поздний завтрак.

— Долго же вы завтракали.

— Тебе уже лучше?

— Когда я на улице, да. Я был у врача, мне дали больничный.

— А что у тебя?

— Так, ничего особенного, «синдром переселенца», «затрудненная адаптация», такое бывает, врач сказал, я даже буду больше денег получать. — Адам попытался взять Эвелин за руку. — Я же не делаю ничего плохого, я еще никогда не сидел на больничном. Это впервые. Это же ничего не меняет, просто денег чуть побольше. А что, не надо было этого делать? Ведь это же правда. В каком-то смысле это правда. А ты, как у тебя все прошло?

— Не очень.

— С Катей?

— Да, Катя, она меня так опекала. Она мне даже с собой поесть дала.

Эвелин взяла Адама под руку. Они прошли мимо мальчика, который, тихо чертыхаясь, теребил замок на своем велосипеде, и свернули на дорогу, ведущую к поселку.

— Катя живет, как в сказке: даже в подъезде зеркала и люстры, все такое фешенебельное, настоящий Запад.

— А сколько комнат?

— Только одна, но огромная. В квартире еще две студентки, у каждой по комнате. Кухня огромная, они там даже вечеринки устраивают, и старомодная ванная комната с огромной ванной. Только там понимаешь, насколько здесь все мещанское. Я купила носовые платки, держи.

Адам остановился и высморкался.

— Стычек не было?

— Да в общем, нет.

— В общем?

— Его новое любимое изречение — «что меня не убивает, делает меня сильнее».

— Это я уже слышала.

— Не могу найти свои ключи от дома.

— Адам…

— Я просто сказал, что не могу их найти. Я подумал, может, ты их по ошибке прихватила.

— Я не прихватывала твоих ключей по ошибке.

— Эберхард хочет, чтобы я пошел работать в магазин, они на полставки ищут рабочих в пункт приема стеклотары.

— В «Тенгельманне»?

— Что-то типа того.

— И?

— Что «и»?

— Ты туда ходил?

Адам остановился:

— Мне что теперь, бутылки сортировать?

— Я бы пошла.

— Легко тебе говорить.

— Я бы правда пошла туда работать.

— А я бы не пошел туда работать. Ты была в университете?

— Мне еще нужно кое-что нотариально заверить.

— Что?

— Мой аттестат зрелости.