Книга Адам и Эвелин - Инго Шульце

— Что-нибудь с лепниной и паркетом? Мне бы одной кухни хватило. Такой огромной кухни я еще никогда не видела. А когда придут твои соседки?

— Михаэла в университете, а Габриэла на курсах вождения, она в этом, кажется, не слишком сильна. Вы хотели бы не просто комнату, а что-нибудь побольше?

— Было бы неплохо.

— Я прямо поверить не могу, что Адам поехал с тобой. Наверное, он тебя по-настоящему любит.

— Ты это уже как-то говорила.

— Я думала, он безнадежен, безнадежный случай. А что такое?

— Ты хорошо выглядишь.

— Ой, Эви, ты такая милая.

— Дело не в том, что я милая.

— А что же мне-то тебе говорить? Тебе достаточно в зеркало посмотреться.

— Я имею в виду другое. По тебе ни за что не скажешь, что ты здесь всего пару недель. Ты выглядишь так, как будто ты отсюда, как будто ты здесь дома. А если ты посмотришь на Адама, он здесь как фальшивая монета, он и есть почти перестал.

— А ты?

— Я как-то посерединке, между тобой и им.

— То есть не безнадежный случай? — Катя засмеялась. — Эви, да ладно, я пошутила!

— Для меня это не шутки.

— Ты слишком обо всем тревожишься.

— С таким тылом, с твоим кланом я бы тоже ни о чем не тревожилась.

— Мой клан иногда приглашает меня в гости, а дядя Клаус помог мне найти эту комнату — а вообще, мне ничего от них не нужно.

— Я это и имею в виду, без них бы у тебя этого не было!

— За это я должна преподавать им русский, а я его уже вообще забыла. Но пока что я согласилась.

— Вот видишь, а я бы не согласилась. Вот и разница. У тебя здесь родственники, настоящая семья, это же прекрасно.

— Зато у тебя есть Адам, и медовый месяц на Западе.

— Если это можно назвать медовым месяцем.

— Ну все-таки, Зимсзе. И когда у вас свадьба?

Эвелин пожала плечами.

— Ты же говорила, что вы там были счастливы.

— Что было, то сплыло.

Катя нахмурилась.

— Извини, — сказала Эвелин. — Мне сейчас только такие фразочки на ум и приходят. «Что меня не убивает, делает меня сильнее» — и всякое такое. Сама знаю, что это ужасно.

— Я почти что влюбилась в Адама.

— Я заметила.

— Когда?

— Когда увидела тебя в шляпе, там, на турбазе, когда ты нас ждала, тогда я что-то такое подумала. У вас с ним что-то было?

— Нет.

— Звучит не очень убедительно.

— Я же сказала, что я в него чуть не влюбилась, так что я не могу сказать, что вообще ничего не было. Но я ему была абсолютно безразлична.

— Мне хотелось, чтобы он умер.

— Умер?

— Тебе никогда не хотелось, чтобы какой-нибудь человек перестал существовать? Чтобы избавиться от него, чтобы не нужно было больше о нем думать?

— Не-ет.

— Он целыми днями просиживает перед телевизором и крутит твой кубик Рубика, а когда он этого не делает, то лежит перед Эльфридой на животе и смотрит на нее. А дядя Эберхард по пять раз на дню говорит, что те, кто там сейчас борются, — герои. Герои — они, а не те, кто нелегально эмигрируют.

— Я думала, он сам эмигрировал.

— Он сидел в тюрьме, в Баутцене, почти год. Для него мы — экономические беженцы, потому что сейчас, сейчас нужно бороться, а не тут отсиживаться. Адам на самом деле думает точно так же.

— А, ерунда, ничего у них не выйдет. Через пару недель там все будет, как раньше. Кренц или Хонеккер — абсолютно не важно.

— Да я тоже так говорю. Но Адаму все мерещится час икс, что он пропускает свой час икс.

— Что значит час икс? Если кто чего и добился, так это мы. Без нас бы там ничего не началось. — Катя помешала спагетти. — Ему просто нужно поскорее найти работу.

— Портные здесь не нужны, здесь все готовое покупают. Даже Гизела не хочет, чтобы он ей что-нибудь сшил, даже бесплатно, как бы в счет платы за квартиру. Не понимаю, почему здешние женщины ничего не хотят, что бы им по-настоящему шло, что хорошо бы на них сидело. Адам говорит, они уже вообще забыли, что такое индивидуальный пошив. И на его резюме тоже пока никто не ответил.

— Но они же повсюду ищут людей. Они даже в лагерях раздавали листовки, им требуются специалисты!

— Но не дамские портные.

— Почему, они тоже требуются.

— Видела бы ты его раньше. Он почти никогда не брал отпуск, он просто не мог сидеть и ничего не делать.

— И что?

— Для него это было не просто работой.

— Ты имеешь в виду, это больше как творчество?

— Женщины приходили к нему, и он делал их красивыми. А когда они становились красивыми, он их трахал.

— Это не сплетни?

— Я же его застала. Но мы с тобой это уже как-то обсуждали.

— Ты думаешь, ему тяжело без всех этих женщин?

— Если бы! Мы хоть и ссоримся постоянно, но он привязчив, как собачонка. Я смотрю на мужчин и спрашиваю себя, почему я с Адамом. Я думаю, я бы почти с каждым могла ужиться, если б он был не совсем уж противный.

— Если б все было так просто.

— Но почему именно Адам?

— Да ладно, Эви. Ты считаешь, ты для него слишком хороша?

— Да нет! Я не это имею в виду. А что Марек?

— Подожди пока. Я не знаю, что из этого выйдет. Плоские или глубокие тарелки?

Эвелин кивнула.

— Так плоские или глубокие?

— Да все равно. У некоторых мужчин такая манера говорить и жестикулировать, в них что-то такое есть, они какие-то живые, открытые. Мне такие нравятся. У них даже походка особенная. Мне достаточно увидеть, какая у человека походка, и я уже все о нем знаю, почти все.

— Это еще и вопрос везения.

— А тебе везло?

— Еще как! Сначала Адам, потом вы. Михаэль дал мне денег взаймы, чтобы я заплатила залог.

— Что? Ты сидела в тюрьме?

— В тюрьме?

— Ну, залог.

— Нет, нет, для хозяев квартиры. Три месячных оплаты вперед, на случай, если что-нибудь чинить придется.

— Три месячных оплаты? Они с ума сошли?!

— Да ладно, все у вас получится. В крайнем случае попросишь у Михаэля, Адаму же не обязательно об этом знать.

— Адам думает, что Михаэль — офицер или что-то типа того. Он говорит, что видел его в Тростберге.

— Как это офицер? Я же жила у него.