Книга Ментальная карта и национальный миф - Виталий Владимирович Аверьянов

есть, как правило, образ феномена в сознании. И это определенное огрубление, потому что представление может относиться не только к явлению, оно может касаться и группы явлений, и даже отсутствующего явления. Например, это представление о каком-то небытии, о корне из отрицательного числа, какие-то ассоциации с подобными вещами, наконец, воображаемые, фантастические феномены и т. д. В отношении второй функции необходимо подчеркнуть, что это не нечто плоскостное, дескать, есть какая-то вещь, и эта вещь отразилась в виде кадра памяти человека. Речь надо вести не об отражении предмета, а именно об отражении ситуации, ведь любая вещь в памяти всегда дается вне отрыва от конкретной ситуации или многих ситуаций.

Представление о ситуации всегда носит субъектный, персональный характер. Любое представление всегда личное, оно не может быть иным. Имя же, наоборот, всегда объективно, оно понятно другим носителям данного языка. Это общего пользования вещь, тогда как представление не бывает общим. При этом существует полисемия, слово многозначно, в нем много коннотаций, а кроме того, есть и неверные интерпретации – безусловно, одно и то же имя разные люди часто воспринимают неодинаково, но при этом пользуются-то им все. В отличие от слова-имени люди не могут пользоваться чьим-то чужим представлением, представления у каждого свои[60].

Третья функция слова, как я ее определяю, – это запуск процесса обобщения. И вот это то место, на котором споткнулись очень многие лингвисты. Они пытались оттащить слово от этой функции. Но на самом деле слово – это точка, где начинается формирование понятия. Обобщение – сложный процесс расчленения смысловых содержаний, затем их синтез, упорядочение в целостной понятийной системе. Слово нельзя отделить от этой функции, хотя для самой понятийной системы, которая эту функцию олицетворяет, слово – лишь повод. Слово не является исчерпывающей формой для понятийного роста. Таковой формой роста понятия, роста осмысленности является сам язык как целостная система.

Здесь можно привести наглядное сравнение с автомобилем: слово является тем стартером, с помощью которого запускается двигатель, но это еще не вся машина, и это не езда. Слово является только поводом и стартовым элементом. Формой понятийного роста, повторю еще раз, служит язык как целостная система. И в этой системе слово есть лишь растворенный элемент.

Если первая функция объективна (имена как инструменты общего пользования), вторая субъективна (личная ситуация отражается в личностном представлении), то в ходе выполнения третьей функции формируется понятийная система, которая по своей природе одновременно как субъективна, так и объективна (понятия можно переводить в другую смысловую систему, на другой язык), как персональна, так и универсальна.

Мы сейчас возвращаемся к образу реактора, заходя с другой стороны. Двойственность слова, о которой и лингвисты, и философы языка много писали, конечно, имеет место. Это не бессмыслица. Но дело в том, что это не столько двойственность самого слова, сколько два измерения динамичного пространства сознания, основа его структуризации. Если рассмотреть два этих измерения в декартовой системе координат, как плоскость с двумя осями, то получается, что речь надо вести уже не о двойственном пространстве, а о четверице, четырех секторах, четырех полюсах тяготения смысловой «материи». Иными словами, двойственность между смыслом и именем, которая существует в поле слова, представляет собой не решающую дилемму, а лишь одну из двух дилемм, задающих систему координат.

Рис. 3. Интеграция субъективного и объективного в понятии

Мы получаем некую крестовину слова. У нее есть вертикаль, которую можно назвать вертикалью понятий, и у нее есть горизонталь, которую можно назвать горизонталью образов. Вертикаль понятий – это вертикаль сути, сутевая вертикаль, которая выражает суть дела, как мы говорили выше. А горизонталь образов – это шкала, на которой отлагаются носители представлений и значений. И вот в этом поле двух осей и четырех полюсов формируется любое слово и любая языковая действительность, как субъективная, так и объективная. (См. рис. 3.)

Опишем, каково содержание этих четырех полюсов. На одном из них располагаются имена, которые тоже суть образы, потому что любое имя есть образ, но только образ объективный, который является общим для какого-то количества людей. А кадр памяти, в отличие от имени, является представлением, как мы уже говорили, персональным и субъективным. Представление также является одним из видов образа. Знаки-имена и представления вместе составляют это направление – горизонталь образов. Чем ближе образы располагаются к нулевой отметке координат, то есть к оси понятий, к смысловому стержню сознания – тем ближе они к интеграции субъективного и объективного. Именно в области этого стержня, в месте пересечения горизонтали с вертикалью и происходит перелив градаций образности сознания, превращение субъективного в объективное, и наоборот – общеупотребимого в нечто, обладающее качеством «внутреннего опыта». (Ведь объективность и универсальность слов не обязательно делают эти слова близкими человеку, они могут сообщать словам и холодность, и мертвенность – но именно в центральной зоне сознания эти холодные и отчужденные образы согреваются, становятся ближе человеку, пропитываются духом живых впечатлений.)

На вертикали верхним полюсом являются универсальные идеи, а нижним полюсом – субъектные смыслы. И то, и другое, и смыслы, и идеи являются понятиями. Поэтому эта вертикаль понятийная, сутевая. И первые, и вторые выражают суть, но в одном случае это персональные смыслы, а в другом – объективные идеи. Прежде чем говорить о том, как они интегрируются, надо сказать очень важную вещь: граница между тем, что мы чуть раньше называли правым полушарием и левым полушарием, проходит примерно по диагонали. Левое полушарие, если попытаться совсем коротко определить его сущность, мыслит через мир, через окружающую человека природную, социальную, культурную среду, через нечто внешнее по отношению к его «Я». Правое же полушарие мыслит через себя, через свое «Я». Вот почему идеи универсальные, а имена объективные; а с другой стороны, вот почему представления персональные, а смыслы субъектные. Для левополушарной зоны сознания характерно в качестве главного его метода наблюдение. А для правополушарной – самоуглубленное созерцание, самопогружение, интровертивное самосознание.

Можно сказать еще точнее: постижение бытия осуществляется через свое или через иное. И вот здесь мы уже выходим на тему тезауруса, о которой будем говорить на следующих семинарах. Тем не менее, забегая вперед, вкратце скажу, что любой тезаурус строится по принципу: Я как стержень сознания, вокруг которого расположено Свое; далее, вокруг Своего строится Свое-Чужое, наконец, вокруг Своего-Чужого строится Чужое-Чужое (чуждое). И весь мир в тезаурусе отражается по этому принципу. Тезаурусы неодинаково функционируют – в бытовом сознании, у ученых, у носителей религиозного сознания, у носителей национально-культурного сознания. У одного и того же человека несколько тезаурусов, они