Книга Sиликоновые горы - Маша Царева

Он накрыл своей ладонью мою руку, нервно ерзающую по столу, нащупывающую то карманный календарик с рекламой клиники, то остро заточенный карандаш.

– Вы неправильно меня поняли, Алиса. Да, я фанат пластической хирургии. Я решил стать хирургом, когда мне было тринадцать лет. Девчонка, в которую я был влюблен, покончила с собой.

– Что? Зачем вы это мне рассказываете?

– Чтобы вы поняли. Глупая школьная история. Я никак не решался обратить на себя ее внимание. Наблюдал за ней исподтишка. Страдал. Однажды подсунул в ее почтовый ящик шоколадку.

– Очень умно, – хмыкнула я.

– Она была очень красивая. А потом, однажды я пришел утром в школу и увидел, что все одноклассники сидят с вытянутыми лицами. Я узнал, что ее больше нет. Она оставила записку. Она считала себя уродиной. Была влюблена в кого-то – я его и не знал. А он посмеялся над ее носом. Вот так она и погибла.

– Не уверена, что хотела бы знать…

– Нос у нее и правда был крупный, – глядя сквозь меня, Кахович улыбнулся своим воспоминаниям, – это я сейчас понимаю, но тогда она казалась мне красавицей. Наш класс освободили от уроков, чтобы мы могли пойти на ее похороны. Когда в тот вечер я вернулся домой, меня ждала мама. Она знала о той девочке, о том, что я был в нее влюблен. И боялась за меня – что я тоже что-нибудь с собой сделаю.

– Но вы не из породы самоубийц, – вздохнула я, – это видно сразу.

– Да, это так. Мама говорила, что девочка та сама виновата. Что она была нестабильна, что ее родители недоглядели, что это просто комплекс. Но я уже тогда понимал, что нестабильна не она, а окружающий мир. Почему одни рождаются красивыми, ничего для этого не сделав, а другим достается огромный нос – тоже без всякой вины? Почему для одних зеркало – это праздник, а для других – каторга?

– Есть и такие, для кого зеркало – просто зеркало, – встряла я, – я всегда такой и была.

Кахович меня не слушал. Голубые глаза за стеклами очков увлажнились – нет, он был не из тех, кто готов выпустить на волю «скупую мужскую» лишь бы растрогать собеседника, – он просто плыл по течению собственного волнения, не думая, какое впечатление произведет на сомневающуюся пациентку сентиментальный хирург.

– Почему-то считается, что с недовольством собой надо мириться. Побороть свои комплексы – вот в чем сила духа! Наполеон был маленького роста. Гала, жена Сальвадора Дали, была невзрачной женщиной. Во внешности Казановы не было ничего особенного. Надо принять себя таким, какой ты есть, полюбить себя, нащупать внутренний стержень. Бред! – последнее слово он выкрикнул так громко, что я вздрогнула. – Какой бред!

Кахович поднялся из-за стола и подошел к окну.

– Почему бездействовать и рефлексировать – это сила, а сделать что-то – слабость? Это же нелогично! Это говорят только для того, чтобы оправдать собственные страхи перед операционным столом. Вы посмотрите, что пишут в прессе, – у обывателя может сложиться впечатление, что в пластической хирургии работают одни шарлатаны, уродующие людей.

Я вдруг вспомнила Любу Морякову, «гуманоида» из соседней палаты, молодую несчастную женщину с раскуроченным лицом, которая одним росчерком пера уничтожила карьеру блистательной фотомодели Ксении Пароходовой. Могли ли мы ее винить всерьез? Может быть, и хотелось бы, но стоило вспомнить ее лицо, как ярость уступала место жалости. А саму Любу жалость, наверное, обидела бы. Жалость – дискриминация, она бы предпочла ярлык «беспринципная тварь». Ярлык, который повесили бы на любую нормальную, не изуродованную женщину, сделай она то, на что решилась Люба.

– А я всегда знал, что настоящая сила – это действие! Не сидеть сложа руки, ожидая, когда любовь к себе самому нечаянно нагрянет. А просто пойти и изменить то, что в себе не устраивает. Вот настоящая сила духа! Вот проявление стального характера! Вот вы, Алиса, думаете, что ваша подруга Ксения – ненормальная, так?

Я пробормотала что-то неопределенное в ответ.

– А мне она кажется героиней. Идеальной женщиной нового века. Прообразом нового человека, если хотите. Одной из немногочисленных первых ласточек, глядя на которых все крутят пальцем у виска, не зная, что когда-нибудь это станет нормой. Вы знали о том, что когда-то общественность осуждала чистку зубов? Когда-нибудь внучки тех, кто больше всех возмущается, придут на свою первую консультацию к пластическому хирургу. Когда-нибудь настанет это время – время свободы и незашоренности. Время, когда каждый сможет сделать выбор и никто не будет его за это судить. Время, когда перенесенными операциями будут гордиться, а не стесняться – как будто бы это венерическая инфекция или судимость.

Новое время.

* * *

В тот вечер я долго не могла уснуть. Голова гудела – словно в черепной полости медленно перекатывались неповоротливые свинцовые шары. Я все думала о том, что сказал Кахович.

Неужели и правда в ближайшем будущем мы станем героями 3D-реалити с идеально-схематичными лицами? Может быть, новое лицо мы будем заказывать по каталогу, подброшенному в почтовый ящик ушлыми рекламистами?

Снились мне пластиковые манекены.

Ах да, забыла упомянуть – в тот день я внесла в кассу клиники Viva Estetika предоплату – за новые губы.

* * *

Намечалась проблема: я должна была как-то объяснить свое отсутствие Павлу. Липофилинг губ – одна из самых простых косметологических операций, но все равно мне придется пробыть в клинике два дня. А Павел был не из тех мужчин, которые с легкостью отпускают любимых на все четыре стороны, а потом верят в легенду о затянувшемся девичнике. Классический патриархальный самец, он ни за что не связал бы свою жизнь с кошкой, которая гуляет сама по себе.

Внутреннее чутье подсказывало, что не стоит рассказывать ему о клинике, завсегдатаем которой я стала с некоторых пор. В конце концов, мужчины слепы, если дело касается наших косметических ухищрений. Я готова была поклясться, что он даже не заметит моих новых губ.

Мне надо было придумать нечто правдоподобное.

Вот тогда-то я и вспомнила о том, что где-то в этом мире (а если быть совсем точной, то в трех станциях метро) существуют мои родители. Я не разговаривала с ними несколько лет. И не особенно по этому поводу переживала, чувствуя себя вполне уютно в роли отрезанного ломтя.

А вот Павел ничего о моем внутрисемейном арктическом холоде не знал – еще в самом начале знакомства я для подстраховки соврала ему, что мои родители живут в некоем далеком провинциальном городке. Так что мне оставалось в один из вечеров положить руку ему на плечо и, проникновенно заглянув в глаза, сказать:

– Знаешь, я так соскучилась по своей семье.

– Бедная моя сиротка, – умилился он, – хочешь, пригласим их сюда? Места хватит всем.

– Понимаешь, у моей мамы день рождения… – я закусила губу, как бы раздумывая, – наверное, она обрадовалась бы моему приезду. Как здорово было бы сделать ей такой сюрприз. Представляешь – она открывает дверь, а там я.