Книга Подвиги Слабачка - Алексей Артов

– А если совесть сама испачкается?

– Нет, сама совесть не испачкается.

– А если кто-то её испачкает?

– Нет, её никто, кроме нас самих, не испачкает.

– Это значит, что…

– Испачкать свою совесть можем только мы сами.

– Ну, вот и хорошо. Раз я сама свою совесть пачкать не хочу, значит, она всегда будет у меня чистой.

– Да. Но, если принесёшь кому-нибудь беду…

– И что тогда?

– Вот тогда твоя совесть и запачкается… тобой.

– Ой, и никто, и даже я сама не смогу её отчистить?

– Нет. И будешь мучиться.

– Ой, как страшно. Но хоть совесть у меня, всё-таки, останется. Так, значит, чтобы совесть не испачкать, нужно?..

– Поступать по совести.

– А это-то как?

– А это, как совесть скажет, так и делать.

– А голос совести звучит всегда?

– Всегда.

– Вдруг, когда нужно он будет молчать?

– Тогда совести уже нет.

– А как я услышу, что она скажет?

– Кто хочет, тот слышит.

– А кто не хочет?

– А кто не хочет, тот сделает вид, что не слышит голоса своей совести.

– Будет слышать, но не будет слушаться голоса совести?

– И так бывает.

– И тогда?

– Тогда они свою совесть теряют.

– Но, как может быть, что того, что есть, да ещё и грязного, при этом как раз и нет, и, как раз потому, что оно грязное?

– К сожалению, может.

– Но что-то же должно быть?

– Увы… есть…

– И что же?

– Бессовестность.

– Ой!

– А у Бессовестности боли нет, поэтому она боль и причиняет.

– Значит Совесть – это источник счастья?

– Наверно.

– А источник страданья – это Бессовестность, когда Совести нет? Да?

– Ох, да.

– Поэтому ты меня и спас, и сейчас несёшь, чтобы не потерять свою совесть, что бы содержать её в чистоте и чтобы она у тебя не болела? Чтобы быть счастливым?

– Наверно.

– И что, так поступать должны все?

– А что, нет?

– А и те, у которых совести нет!? Они тоже должны обрести совесть, чтобы не доставлять боль!

– А сама не догадаешься?

– Должны.

– Но то, что они это должны, они об этом не знают, потому что знать не хотят, – проговорил муравьишка.

Прозрение лучевзгляда Грозоглаза

Так, Слабачок и Кукляшка среди травы двигались, по песку, по камням, и разговаривать продолжали, о чем только в голову им ни приходило.

Вдруг на пути их образовалась ямка, из которой поспешили вылетать комья земляные, образовывая холмик.

Маленькие бродяжки остановились и без страха на происходящее с интересом смотрели.

А холмик образовавшийся продолжал расширяться и расти, и когда он дотянулся до цветка одуванчика, то вместо очередных комьев земли на поверхности пошло появляться что-то блестяще чешуйчатое в перемежку с черным и гладкошерстным. Сначало показалась голова с закрытыми глазами, а потом и лапы когтистые…

Слабачок уже было начал отступать назад, но Кукляшка успокоить поспешила его:

– Не бойся – это крот.

– Да, я крот. А кто вы? Муравьи?

– Муравьишки.

– Да, вы ещё детишки.

– Я – Слабачок, а это Кукляшка. А ты, крот?

– Но не просто крот, я – Грозоглаз (!), из древнейшего и редчайшего кротовьего подвида лучевзглядов. – поводя и приподнимая и так поднятый нос, представился крот.

– Это что, у всех у вас лучистые глаза, а у тебя ещё и грозные? – поинтересовался Слабачок.

– Может и так.

– Так у тебя же не должно быть глаз?! У кротов их не бывает?! – показала свои познания Кукляшка.

– Не бывает – у одних… – согласился крот.

– А ты?.. А! У вас у других?! Из древнего… – перебил его догадкой Слабачок.

– Из других и из древнего…

– И где твой грозный лучистый взгляд?

– Я могу смотреть только на ничто и на никого, туда, где ничего и никого нет. – грустно поделился Грозоглаз.

– Это почему же?

– А вот, когда посмотрю, тогда и увидите, и поймёте.

– Тогда и посмотри туда, где нет ничего и никого. – попросил Слабачок.

Крот встал боком к малышам и поднял веки. Из его глаз, как из двух фонариков, показались два луча. А в той стороне, куда они были направлены, сразу задымилась и загорелось травка. Крот, подняв голову, направлял взгляд в разные стороны. Его лучики подрезали стебли высокой травы, попадали в круглые маковые головки, отчего те молниеносно воспламенялись и тут же лопались-взрывались, разбрасывая маковые семечки во все стороны, обсыпая ими и самого Грозоглаза и муравьишек. Огонь, разрастаясь, пополз и в сторону неба. Муравьишкам показалось, что загорелся целый лес.

– Ой, Грозглаз, закрой свои грозные глаза.

Крот опустил веки. Лучики исчезли. К счастью и появившиеся огоньки тоже погасли.

– У тебя очень светлый и горячий взгляд, – польстила Кукляшка.

– Спасибо, – поклонился крот.

– А твой взгляд видит? – спросила Кукляшка.

– Вижу, но смотреть не могу, потому что вижу, как то, что вижу, перестаёт быть.

– Но всё-таки ты видишь?

– Всё-таки вижу, – невесело ответил крот.

– И молодец, что ни на кого не смотришь. А то скоро и смотреть бы было не на кого и не на что.

– Угу, – опять грустно кивнул крот.

– А зачем тебе такой горячий взор?

– Он мне помогает делать норки.

– Но кроты и так делают норки.

– А я делаю их там…

– Ага, где обычному кроту не сделать!

– Ага.

– Неужели и в скале? – спросила восхищённо-недоверчиво Кукляшка.

– И в скале, – забыв про унынье, самодовольно выпрямившись и задрав мордочку, ответил Грозоглаз.

Тут глаза Кукляшки заблестели внезапным озарением.

– А ты пробовал смотреть на небо? – спросила она крота.

– Что ты? Что ты? – замахал лапками крот.

– Ты никогда не смотришь на него?

– Никогда! Что ты?