Книга Подвиги Слабачка - Алексей Артов

– Молнии расселись по всей ширине холма. Нам их не обойти.

– А ты их не обходи, а пройди – предложила Кукляшка.

Слабачок двинулся вперёд и вошёл в сад молний. Идти ему в сумраке было не трудно – вспышки освещали малышам дорогу. Вдруг Слабачок увидел, что в ветках деревьев как будто кто-то есть, точнее ветви как будто кого-то держат и не отпускают. Приглядевшись, Слабачок понял, что в ветвях деревьев при вспышках молний он видит… видит… недвижимых зверей, через которых проходит свет и зрение.

В этот момент Слабачок увидел, что на него что-то надвигается: плывущее по земле, склизкое, блестящее, с двумя антеннами на самом верху и тянущее за собой скрученный в круг домик панцирь – это была улитка.

– Ох, Слабачок, как ты меня напугал своим неожиданным появлением. – произнесла улитка, которая во столько же раз больше муравьишек, во сколько диназавры больше людей.

– А откуда ты меня знаешь?

– А кто тебя не знает, Слабачок? Твоя башня видна отовсюду, откуда видно небо.

– Ах, ну да. А это Кукляшка. У неё что-то с лапками, вот я и…

– О, Слабачок, да ты спаситель!

– Я? Да, нет, просто помогаю.

– Спаситель-спаситель! И ещё какой! Вон сколько времени меня тащит и ещё неизвестно, сколько придётся нести. А как зовут тебя?

– Меня? – улитка немного склонила верхнюю часть своего гладкого тела, которую нужно считать головой. – Меня зовут… Моулита, – и снова, немного стесняясь, обратила на Слабачка свои бездонные карие глаза.

– А… – Слабачок почувствовал, что утопает в этих глазах и забывает обо всём. – А… что ты тут делаешь? Ты тут живёшь? – изо всех сил справляясь с собой, произнёс Слабачок.

– Да, здесь всегда влажно, а мне только этого и надо. Тем более что здесь мало кто ходит и то недолго. Поэтому я не боюсь, что на меня наступят, – отвечала Маулита, продолжая топить в своём взгляде внимание и волю Слабачка, отчего он, глядя только на неё, всё более становился рассеян и недвижим.

– Маулита – это топящая взглядом? – громко произнесла Куляшка, сразу заметившая, что происходит что-то не то. – И, как тебе не стыдно, превращать всю волю Слабачка в свою? Ну-ка, быстро посмотри не на нас?

– Я не специально, – произнесла Маулита и посмотрела не на них.

– А почему здесь мало кто ходит? И что это значит: недолго? – спросил, приходящий в себя Слабачок.

– Здесь зло превращается в свет, – произнесла Маулита и стала удаляться.

– А добро? Что здесь происходит с добром? – выкрикнул вопрос вослед Слабачок.

– Добро здесь остаётся добром, – услышали малыши голос удаляющейся Маулиты.

– Ты слышала, какими большими загадками говорила эта… Маулита.

– Даже страшными! Что же здесь такое происходит?

– Одно, что нельзя потрогать, но может тебе сделать плохо, превращается в другое, что нельзя потрогать, но что помогает прозреть?

– А что есть мы? – вслух подумала Кукляшка.

Слабачок уже хотел сказать ей, что: «Конечно, добро», но Кукляшка опередила его.

– Это мы так думаем, что мы добро, а вот, что считает добром то, что здесь зло превращает в свет?

– Удивлюсь, если мы этого не узнаем скоро или не узнаем совсем.

– Ничего удивительного тогда не будет. Значит, и в нас увидели зло.

– Кукляшка умеет пугать! – пошутил, крепясь, Слабачок.

Через несколько шажочков Слабачку пришлось вскрикнуть:

– Смотри, Кукляшка!

– Куда?

– Там в ветвях деревьев. По-моему… это… вот это то и есть, что остаётся после исчерпания энергии зла?!

– Это ужасно, Слабачок. Видимо, у зверей очень много злой энергии. Поэтому от них мало что остаётся.

– И смотри, они поэтому и прозрачные, как мутное стекло.

– Ой, Слабачок, я, кажется, поняла.

– Что ты поняла?

– Что эти деревья, как раз этой злой энергией и питаются, которую превращают во вспышки, в свет.

– А где они берут эту злую энергию?

– Не где, а у кого? У всего злого живого.

– Но тут только звери.

– Правильно, вот они-то и носители злой энергии, потому что они кусают.

– А вдруг они и у нас заберут нашу энергию?

– Но мы же никого не кусаем?!

– А мы и не знаем: какую энергию эти веточки видят в нас.

Слабачок, стараясь как можно дальше держаться от веток молний, пошёл вперёд, озаряемый световыми взрывами.

Пройдя совсем немного шажочков, маленькие путники недалеко от себя увидели пробегающих зайца и его нагоняющего волка, только что влетевших стремглав в сад ветвисто-корневых молний. Лязгает волчья пасть всё ближе и ближе к своей жертве. Волк, ещё немного, и схватит зайца за его пушистый хвостик.

И вдруг вокруг бегущих так потемнело, что их совершенно спрятал мешок темноты, как будто наброшенный на них? А сами бегущие перестали видеть, словно им на глаза надели плотную повязку. Даже вспышки молний не могли пробить этот панцирь непроглядной черноты.

Это деревья молний создали вокруг бегущих тьму, поглотя вокруг них весь окружающий свет. И сейчас они были готовы насытиться своим самым лучшим лакомством – энергией зла.

Панцирь темноты раскололся и тут же исчез от целого столпа искр, извергаемых волком. Искры разлетались огненными шлангами в стороны черных деревьев. Бедный зверь, перестав искриться, невидимой силой был поднят в воздух и подвешен на одну из молний.

А зайчишка выбежал из сада молний и был таков.

– Если сад молний зайку не съел, значит, таких маленьких, никого не кусающих, как мы, тем более не съест, – сделала вывод сообразительная Кукляшка.

– Не съест, – подтвердил схожесть мнений Слабачок.

Пока они проходили этот сад перевёрнутых молний, тучи произвели на свет ещё несколько молниевых деревьев, которые, спустившись с небес, с грохотом, немного встряхнув землю, опустились каждое в свой ряд.

Выйдя из сада молний, путники увидели внизу долину, всю покрытую зелёной травкой, по которой, спустившись с черного холма, они и продолжили свой путь.

О совести, её чистоте и здоровье

Идя некоторое время в полном молчании и, придя в себя от прогулки по саду ветвисто-корневых молний, муравьишкам снова захотелось о чем-нибудь поболтать.

– И ещё я не хочу, чтобы болела Совесть, и хочу, чтобы она была чистой. – поделился Слабачок.

– Какой ты чистюля?!. Значит, совесть нельзя пачкать?

– Пачкать ничего нельзя.

– Значит, её всегда надо мыть, как лапки?

– Совесть не надо пачкать. А станет грязной – не отмоешь.