Книга Наследники империи - Павел Молитвин

— Заходи, что в дверях застыл? — пригласил юношу старец, делая приветственный жест рукой, в которой зажата была весело посверкивающая стопка. — Тебе небось никогда не доводилось пробовать «девяностоцветный» бальзам? Поди и не слыхал о таком? Человек, пьющий его по утрам и натощак, скоро забывает о каких бы то ни было болезнях, а о старости знает лишь понаслышке. Тебе-то он пока без нужды, и все же попробуй, будет о чем детям и внукам рассказать.

Рашалайн наполнил еще одну стопку и протянул Гилю.

— Я вижу, разговор с хозяевами корабля принес щедрые плоды. — Юноша втянул носом источаемый коричневой жидкостью аромат и осторожно пригубил напиток, заслуживающий внимания хотя бы потому, что ему удалось привести Рашалайна в столь благостное состояние духа.

— К месту сказанное слово дороже груды бриллиантов. Присаживайся, Рашалайн указал на аккуратно заправленную койку, — и вкуси дары тех, кто, припав к источнику знаний, сумел оценить его по достоинству.

Глядя на лучащегося самодовольством старца, восседавшего на шатком трехногом табурете так, словно это был изукрашенный самоцветами трон, Гиль подумал, что Рашалайн сильно изменился со времени их первой встречи и сейчас в нем трудно узнать смиренного отшельника, отвратившего помыслы свои от мирской суеты. И дело было не в том, что старец, прибыв в Бай-Балан, сменил бесформенную серую хламиду на тончайшей шерсти белоснежную тунику, расшитую у ворота и рукавов затейливыми узорами; не в том даже, что цирюльник подравнял его космы, остриг и завил чахлую бородку, а банщик напитал тело благовонными целебными мазями и маслами. Все это были внешние, малозаметные в общем-то изменения, главное же заключалось в том, что непостижимым образом преобразилась осанка старца, значительнее и благообразнее сделались избороздившие лицо морщины, тверже и увереннее стал взгляд…

— Внешность должна соответствовать положению и обстоятельствам, — изрек Рашалайн, перехватив изучающий взгляд юноши, и в то же мгновение лицо его озарила такая хитрая, такая лукавая улыбка, что Гиль не удержался и радостно хихикнул. — Мудрецу следует иметь множество личин, иначе век его будет краток и безрадостен. Учитель мой Астий не считал лицемерие за добродетель и поплатился за это жизнью. Но что же ты не попробуешь эти орехи? Засахаренный сок шуньгаи тоже весьма неплох. А эти цукаты и зерна кайры? Даже в Бай-Балане подобные заедки считаются редкостным деликатесом, а за Жемчужным морем их пробовали считанные Властители. О, мланго большие мастера по части ублажения желудка! Впрочем, если верить слухам, они умеют ублажать все свои чувства, а наши удовольствия считают варварскими забавами безвкусных дикарей.

— Не ты ли говорил, что там процветает самое отвратительное рабство? напомнил Гиль и, отставив опустошенную стопку, потянулся за вазочкой с орехами.

— Я, — подтвердил Рашалайн без тени смущения. — И готов повторить, пока поблизости нет ни одного мланго, что считаю рабство самым омерзительным изобретением человечества. Однако, согласись, противоречия тут нет. Пресыщенные, избалованные люди несравнимо более взыскательны и привередливы в отношении еды, живописи, поэзии и любовных утех, ибо имеют возможность — сравнивать и выбирать. Да-а-а, если бы ты видел оружие, изготовленное умельцами Магарасы, ковры и одеяния из Шима… — старец мечтательно прикрыл глаза и покачал головой.

— Я слышал много доброго об оружейниках Магарасы, но арбалеты Белого Братства, будучи неказисты на вид, стоят, по-моему, самого распрекраснейшего меча. Кстати, не Заругу ли мы обязаны тем, что «Кикломор» повернул к Бай-Балану?

— Нет, и по тому, как преобразилась моя каюта, ты, конечно же, догадался, что имперцы изменили курс после беседы со мной. Не пытайся хитрить и не воображай, что тебе ловко удалось перевести разговор на интересующую тебя тему. Я бы и сам заговорил об этом, если мог чем-нибудь тебя порадовать. Но корабль не войдет в бай-баланскую гавань и нам не позволят сойти на берег. Рашалайн вздохнул и, тихонько побарабанив пальцами по столу, добавил: — Мланго тайком проникнут в город, дабы разыскать Мгала, а за нами будут следить в оба, так что я бы на твоем месте и не помышлял о побеге.

— Они собираются искать Мгала? Но зачем он им сдался, если кристалл у Ваджирола? — Гиль уставился на Рашалайна в полном недоумении, и тот, наслаждаясь изумленным видом юноши, разразился квохчущим смехом. Потер сухие ладони и сообщил:

— Без Мгала этот кристалл не более чем забавная безделушка. Ну да ладно, давай начнем по порядку. — Старец поудобнее угнездился на табурете и продолжал, глядя в крохотное окошко под потолком: — Тайгар — Верховный Маг, Гроссмейстер Черного Магистрата — уже посылал некогда своих людей к сокровищнице Маронды. В Либре, в храме Амайгерассы, они взяли кристалл Калиместиара и по морю Грез добрались до Эрзама. Спустились по Илии в Шим и на трех судах пересекли Жемчужное море. Два корабля погибло неподалеку от Танабага, третий же сумел каким-то чудом дотащиться до Бай-Балана, однако россказни двух дюжин полусумасшедших моряков были столь неправдоподобны, что никто не воспринял их всерьез. Никто кроме меня. Ибо было в них несколько деталей, придумать которые моряки были просто не в состоянии…

— Здорово! Что же ты раньше-то об этом молчал? — воскликнул Гиль.

— Так ведь и мы, коли помнишь, не на век расставались, — хитро усмехнулся Рашалайн, и юноша, в который уже раз, подумал, что не прост старичок этот, ох не прост! И хотя кажется он поройне в меру разговорчивым, на самом деле лишнего слова и в бреду не сболтнет.

— О чем же рассказывали посланцы Верховного Мага?

— Все, что они говорили, мне нынче и не упомнить, да это и неважно. Черных магов среди них не было — ни один из сокровищницы не вернулся, — у мореходов же язык мягок: что хочет, то и лопочет. Но одну дельную вещь они все же сказали, а я запомнил накрепко: вход в сокровищницу не открылся потому, что кристалл был доставлен в нее не тем человеком.

— Как это не тем?

— А вот это и есть самое интересное. Ты о трех мудрецах, «Книгу Изменений» прочитавших, слыхал?

— Говорил Мгал что-то такое. Ему файголиты в Гангози поведали…

— Ага. Ну тогда ты, верно, знаешь, что одним из них был учитель Мгала Менгер, вторым — Тайгар, а третьим — Ирвил. Так вот Ирвил-то этот самый, сгинувший потом неведомо куда, был настоятелем храма Вечного Света в Манагаре и оставил в «Манагарских летописях» шифр к прочтению «Книги Изменений». А поскольку «Книга» считается священной, списки ее есть едва ли не в каждом храме, и нашлись, разумеется, желающие воспользоваться шифром…

— Ух ты! А я об этом даже краем уха не слышал!

— Чего ж тут удивительного? Кого теперь интересуют священные книги древних? Хотя есть и другая причина, по которой история эта огласки не получила, и заключается она в том, что шифр Ирвил оставил не полный и «Книгу Изменений» целиком прочитать так никому и не удалось. Одни абзацы в ней вроде бы совершенно понятны, а другие представляют бессвязный набор слов, и что с ними делать — совершенно непонятно.

— Погоди-погоди, при чем же тут моряки, которые в Бай-Балан вернулись? Они-то что об этой «Книге» знали?