Книга Суп из акульего плавника - Фуксия Данлоп

Незадолго до моего отъезда из родных мест Лю нас пригласили на свадьбу. Невеста — пышная молодая женщина — сочеталась браком с худеньким молоденьким пареньком, которого едва знала. О браке договорились родители. Мы посмотрели, как жених и невеста воскуривают благовония и кланяются: сперва богам, потом родителям, затем предкам и, наконец, друг другу.

После церемонии меня потащили на встречу, которую я бы назвала пресс-конференцией — более подходящего слова не подобрать. Мне предложили присесть на кан в одной из боковых комнат, после чего в нее набились приглашенные на свадьбу гости, чтоб поглазеть на чужестранку. Те, кому не хватило места, пытались протолкнуться со двора, кто-то разглядывал меня в окно. Люди, столпившиеся у дверей, вытягивали шеи. В воздухе плавали густые клубы табачного дыма.

Некто, взяв на себя роль церемониймейстера, предложил присутствующим задавать мне вопросы. «Как в Англии может быть демократия, если у вас правит королева?» — выпалил кто-то из собравшихся. «Какие волосы, на ваш взгляд, лучше — прямые или вьющиеся?» — поинтересовался другой. Глаза одного из пришедших расширились от удивления и участия, когда я сказала, что Уинстон Черчилль давно умер. Я ощутила всю тяжесть груза ответственности, лежавшей на моих плечах. Для многих из этих крестьян весь внешний мир воплотился тогда во мне. Я была дипломатическим представителем не только Ее Величества королевы Елизаветы, но и США, Европы, да и вообще всех стран, не являвшихся Китаем. Поэтому старалась не смеяться даже над самыми нелепыми вопросами и отвечать на них совершенно серьезно.

Когда начался свадебный пир, в качестве награды за эту утомительную игру меня посадили на почетное место. Нам подали курятину в чесноке, грудинку, тушенную на медленном огне, омлет с помидорами, жареную свинину с зеленым луком, хрустящий картофель в медовом соусе и целиком зажаренную рыбу. Для ганьсуйской деревни, да еще посреди зимы, это было просто роскошным пиршеством. Молодые раз за разом поднимали стопки, наполненные крепкой местной водкой, за здоровье всех присутствующих. На каждом столе стояли эмалированные блюда с разложенными на них сигаретами, и мужчины курили как паровозы, рассовывая оставшиеся сигареты кто куда: кто в карманы пиджаков, кто за уши.

К концу дня у меня не было сил и далее выдерживать всепроникающий холод. Когда мы с Лю Яочунем возвращались домой, я расплакалась — ничего не могла с собой поделать. Я заболевала, я устала, я чувствовала себя одиноко. Всему же должен быть предел! Мне было тошно от роли иностранного дипломата, которую пришлось искусно играть, мне осточертело, что на любой мой лепет люди с мудрым видом кивают, так, словно слышат мудрости, достойные Конфуция. После этих показавшихся бесконечными встреч дико хотелось побыть одной. Мне надоело по ночам спать на кане в компании женщин, являвшихся либо членами семьи Лю, либо их гостьями. Меня раздражало, что они завороженно смотрели, как я каждое утро наливаю в умывальник над раковиной горячую воду, умываюсь, одеваюсь и раздеваюсь. Отправляясь до ветру по тропинке, протоптанной рядом с садом, и даже справляя нужду, я чувствовала на себе испытующий взгляд осла, принадлежавшего семейству Яочуня.

Увидев мои слезы, Лю пришел в ярость. «Тебя кто-нибудь может увидеть и подумает, что моя семья с тобой плохо обращается, — сказал он, — и тогда мы перед всей деревней потеряем лицо». Его слова привели меня в бешенство — он и думать не хотел о моих переживаниях, о том, что я чувствую. Это была наша единственная серьезная размолвка.

Возможно, на меня слишком сильно давил традиционный уклад жизни. После двух недель пребывания в деревне я усвоила это патриархальное восприятие мира, а ведь согласно ему такие, как я, просто не существовали. Мне было всего двадцать пять, но по местным меркам я уже считалась старой девой. Единственную незамужнюю женщину моих лет, с которой мне довелось познакомиться, звали Хун Ся. Через несколько месяцев ей предстояло выйти замуж за человека, которого она едва знала, жившего в нищенской деревне. Женщина с ужасом ждала свадьбы, хотя другого выхода у нее не было. Хун Ся великолепно понимала, что если она еще чуть-чуть протянет с замужеством, то вообще не найдет себе пары, а по деревне пойдут слухи, один другого гаже, объясняющие «истинную» причину ее одиночества.

Меня изрядно выводило из себя еще кое-что, и это «кое-что» было связано с голодными духами. В Китае ужаснее всего не оставить после себя наследников, которые после твоей смерти смогли бы поминать тебя и семейных предков. Духи бездетных — отверженные и никем не накормленные — обладают злобным нравом. Они бродят по земле и, терзаемые голодом, повсюду приносят неудачи. Во время седьмого лунного месяца, месяца призраков, врата потустороннего мира открываются и оттуда к нам являются души мертвых. Седьмой месяц считается несчастливым, в это время не принято переезжать и вступать в брак. В месяц призраков люди делают своим предкам подношения, готовят обеды, сжигают ритуальные деньги и изображения всевозможных предметов, которые только могут понадобиться призракам. При этом нельзя забывать и о голодных духах, которых ублажают, бросая в жертвенный огонь пригоршню риса.

Обычно китайцы встречают девушку расспросами о том, замужем ли она и сколько ей лет. Если она без мужа и ее возраст превышает двадцать три года (как, например, в деревне, где я гостила), спрашивающий делает резкий вдох, будто бы не веря своим ушам. День изо дня мне постоянно напоминали, что вся моя жизнь ровным счетом ничего не стоит, пока я не выйду замуж и не рожу ребенка. На заднем плане угрожающе нависали голодные духи. «Неужели и я когда-нибудь обращусь в голодный дух? — думала я. — Буду блуждать по улицам Оксфорда, мечтать о трапезе и тешить себя надеждой, что племянники и племянницы не забудут меня покормить».

Быть может, из-за всего этого вместе взятого я с таким облегчением вернулась в Сычуань после китайского Нового года. Я очаровательно провела время в деревне у Лю Яочуня, но определенно не хотела бы там жить. Город Чэнду с населяющими его пылкими женщинами, ласковым климатом и чудесной кухней казался мне домом. В конце праздников мы с Лю Яочунем вместе приехали в столицу Сычуани. Для этого мы сели в Ланьчжоу на длинный поезд, который еле тащился среди гор, в то время как мы, потягивая чай, проводили время в бесконечных разговорах, судача о том и о сем.

К концу моего обучения в Сычуаньском институте высокой кухни я стала всерьез задумываться о написании поваренной книги о кулинарных традициях этой столь милой мне китайской провинции. Я отдавала себе отчет, что для исполнения желаемого мне придется вернуться в Англию. Кроме того, у меня кончались деньги, и надо было решать, возвращаться или нет на прежнюю работу в Би-би-си. Так что, как только курс обучения подошел к концу, я распрощалась со своими учителями и однокашниками, не зная, свидимся ли мы когда-нибудь еще. Упаковала вещи и послала домой кучу коробок, набитых предметами, представлявшимися мне в тот момент крайне необходимыми, но оказавшимися совершенно бесполезными в Англии. Это были китайские армейские парусиновые туфли на резиновой подошве, украшения из бамбука, утепленное исподнее и т. д. С болью в сердце я оставила Чэнду.

Окончание обучения в сычуаньском кулинарном техникуме совпало с замыслом проекта, которому суждено было стать делом всей моей жизни. Вернувшись в Лондон, я уволилась с Би-би-си и поступила на магистерский курс на факультет востоковедения и африканистики, выбрав, разумеется, отделение китаистики. Магистерскую диссертацию я писала по сычуаньской кухне. Однако заявку на публикацию моей поваренной книги одно за другим отвергли шесть издательств, и после окончания магистратуры я вернулась на Би-би-си, на сей раз устроившись работать на радио. Живя в Лондоне, я готовила сычуаньские блюда своим друзьям, и реакция у них всякий раз была самая что ни на есть восторженная. Никто из них никогда не пробовал такую острую изумительную китайскую кухню. Я была потрясена отсутствием в столь крупном и поражающем своим разнообразием городе, как Лондон, настоящих сычуаньских ресторанов. Поваренных книг на английском языке, посвященных блюдам этой кухни, тоже практически не наблюдалось.