Книга Ритуал последней брачной ночи - Виктория Платова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Передайте Олеву, что я больше не возьмусь за егодела.
— Вас не устраивают комиссионные?
— Меня не устраивает, когда меня используют вслепую.
Не тебя одного, Рейно.
Рейно натянул футболку и выжидающе посмотрел на меня: яполучила свой конверт и теперь могу проваливать из номера.
— Всего доброго, Рейно. — Я поднялась с кресла, вкотором и без того засиделась.
— Я провожу вас.
…Это была последняя фраза, которую я услышала от него. Рейнодействительно проводил меня — но лишь до конца коридора. После этого он короткокивнул тяжелым, как ботинок водолаза, подбородком и исчез в недрах верхнейпалубы.
Я укрылась в маленьком холле и, дрожа от нетерпения, вскрылаконверт. Я заплатила за него две тысячи долларов, и мне было глубоко начхать натайну переписки.
Из конверта выпали три фотографии. Обыкновенные, снятыесамой дешевой «мыльницей» фотографии; настолько обыкновенные, что япочувствовала жгучее желание вернуться к Рейно и настучать ему по куполу.Неужели это дерьмо стоит две тысячи долларов?!
Я заплакала.
Слезы упали на физиономию какого-то лысоватого типа спорочным вегетарианским лицом. Я сразу воспылала ненавистью к вегетарианцу(сильно подозревая, что эта ненависть прямо пропорциональна сумме, которую язатратила на фотографии).
Нет, у меня хватило ума не разорвать снимки в клочки. Ясделала несколько глубоких вдохов, подергала себя за ухо и снова углубилась визучение содержимого конверта. Наверняка в нем есть то, за что не грех изаплатить такую сумму.
На первой фотографии вегетарианец был один — он старательнозаклеивал конверт, и его партнером по снимку выступало какое-то почтовоеотделение.
Второй снимок был гораздо более выразительным: главногоперсонажа щелкнули в университетской мантии. Он стоял на импровизированнойтрибуне и о чем-то вещал группе каких-то дебилов с почтительно отвисшимичелюстями.
Самым же густонаселенным оказался третий по счетуфотографический шедевр: то ли прием, то ли пати, то ли вечеринка по поводу. Ядаже не стала ее рассматривать. Я перевернула фотографии — в тайной надежде,что хоть одна из них будет подписана.
Дудки.
Девственно-чистая поверхность с издевательски бледнымлоготипом «Кодак». Неужели это все? Эстонская сволочь Рейно сработал не хуженаперсточника, он надул меня самым беззастенчивым образом!
Я снова глубоко задышала и попыталась взять себя в руки. Вконце концов, эти снимки предназначались не мне, а Олеву Киви — и могли ненуждаться в комментариях. То, что было для меня филькиной грамотой, моглооказаться крайне важным для него. Но Киви вышел из игры и ничего уже не скажет.Ни мне, ни кому-либо другому.
Вот только на что я теперь буду жить? Не на куцую жезарплату Сергуни Синенко?..
Воспоминание о репортере подстегнуло меня. Поравозвращаться. На Канонерский, в единственное место, где мне гарантированаотносительная безопасность.
* * *
Я добралась до Канонерского только поздним вечером. Сергуняожидал меня возле подъезда, сидя на вкопанной в землю автомобильной шине. Рядоммеланхолически жевал траву преданный Идисюда. Репортер мрачно подпихивал котапод ребра и смотрел на остов какого-то административного корпуса напротивоположной стороне канала. Я пристроилась рядом и тоже принялась смотретьна безжизненный дом. Должно быть, именно такой — разбитой, никчемной изаброшенной — будет моя последующая жизнь. Если я не сумею защитить себя, еслидам себя заарканить.
— Поздновато возвращаешься, — сказал Сергуня, всееще глядя в пространство.
— Дела, — я не стала вдаваться в подробностивизита на «Королеву Реджину».
— Замочила еще кого-нибудь? — спросил он с тайнойнадеждой в голосе.
— Обошлось.
Некоторое время мы просидели молча.
— Я достал то, что ты просила. Полный гостевой списокплюс обслуживающий персонал.
— Отлично. Как продвигается дело?
— Тебя объявили в федеральный розыск.
Я едва не упала с камеры. Меня, скромную труженицу, котораяв своей жизни и мухи не обидела, которая хлопалась в обморок даже при первомнамеке на месячные, — меня считают преступницей!.. Я попыталась зарыдать,но, очевидно, лимит на слезы был исчерпан. Я погладила тершегося о ноги Идисюда(сентиментальность, как это, должно быть, характерно для хрестоматийногоубийцы!) и безучастным голосом спросила:
— И что же мне инкриминируют?
— Двойное убийство, — с тихой гордостью отозвалсяСергуня.
— Стас Дремов и Олев Киви.
— Именно.
— А как насчет рабочих версий?
— Твои пальчики нашли в Эстонии, — Сергуня повернулся,взял в руки мою ладонь и с чувством поцеловал. — Вот эти самые.
— Оперативно. — Вот она и всплыла, та история вталлинском полицейском департаменте. — И когда только успели?
— Ничего удивительного нет. Дело приобрело широкиймеждународный резонанс. У нас ведь тоже не дураки сидят, когда дело касаетсярепутации. Послали отпечатки на родину покойного. Там откликнулись.
Что ж, события развиваются по самому худшему сценарию.Почему я все еще спокойно сижу на автомобильной шине, а не сую голову в петлю —неизвестно.
— И как они все это объясняют?
— Что именно?
— Почему я убила Киви?
— Объяснять будешь ты. Они предполагают. Предполагают,что ты была знакома с Киви по Эстонии, в свою бытность… — Сергуня сделалцеломудренную паузу.
— Договаривай, — поморщилась я.
— В свою бытность девушки по особым поручениям… — Онподнялся и оборвал ветку сирени, которая все еще никак не могла отцвести. Изабегал передо мной по дорожке. — Ну, почему, почему я ничего о тебе незнаю?!
— Я же обещала все тебе рассказать!
— Когда?!
— Когда ты поможешь мне сопоставить некоторые факты…
Сергуня грубо ухватил меня за руку и потащил к подъезду. Яне сопротивлялась. Я слишком устала, чтобы сопротивляться. До четвертого этажамы ехали в лифте в напряженном молчании, а потом Сергуня снова накинулся наменя:
— Ты приходишь ко мне после того, как убила двухчеловек, ты приносишь с собой какой-то кинжал с камнем, наверняка краденый… Даеще тискаешь мой футляр…
— Рылся в сумке. Все понятно, — я укоризненнопосмотрела на Сергуню.
— Рыться в вещах — моя профессиональная обязанность.Извини. За это мне деньги платят…
Нож. Я зажмурилась и снова ощутила тяжесть его рукоятки всвоей руке. Интересно, испытал ли Синенко то же, что испытала я?