Книга Дела репрессированных московских адвокатов - Д. Б. Шабельников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь, кстати, о времени, когда произошли все инкриминируемые мне вечера. На первом своем допросе я указал приблизительную дату – 19-ый год. На это товар. уполномоченный заметил мне, что это было позже. Конечно, за давностью времени очень трудно установить точную дату событий, но во всяком случае по некоторым хронологическим данным полагаю, что моя первая встреча (после 1905 г.) с Озеровым и Ильиным (после гимназии), а также и те вечера, где вместе были Озеров и Ильин и друг., могли быть в период времени от конца 1919 г. – сентября и никак не позднее мая 20 г.
В тот период времени (19 и 20 г.) у меня вообще нередко бывали гости, причем не имеющие ничего общего с профессорским или преподавательским кругом. После моей женитьбы (20 год) какие бы то ни было гости и вечеринки у меня прекратились (почти), с тех пор происходили вообще крайне редко. Несколько раз были товарищи – члены коллегии защитников, сослуживцы, вот и все. После женитьбы и потом смерти жены[195] жизнь замкнулась. Я почти не поддерживал ни с кем знакомства и очень редко у кого бывал.
Возвращаясь к прежнему, скажу. После того как у меня явилась мысль позвать к себе и устроить «профессорский чай», вечер, я его устроил. Я позвал Ильина, Озерова, Краснокутского, Коровина и других лиц. Было от 10 до 12 человек. В то время я был холост. По хозяйству должен был хлопотать главным образом сам; поэтому в разговорах, естественно, не мог принимать активного участия. Как уже сообщал, разговоры носили обывательский характер. После блинов решили даже заняться столоверчением, но эта попытка тотчас же и была оставлена. Бердяева в первый вечер не было. Некоторым понравилось, просили меня еще как-нибудь позвать. Кто-то предложил, высказал пожелание устраивать такие вечеринки чаще, еженедельно, друг у друга. Дело было после ужина, блинов. Польщенный как хозяин тем, что у меня гостям понравилось, я тут же сказал, что приглашаю всех на какой-то определенный день (недели через две). Устраивать вторую вечеринку мне уже не так хотелось, все-таки это было довольно хлопотливо, но выполнить свое обещание нужно было. Таким образом, состоялся второй и последний «профессорский вечер». На этот второй вечер мною был приглашен Бердяев. Народу было уже меньше. Да и я приглашал на этот вечер уже с меньшей охотой, чем в первый раз. Припомнить точно не могу, но состав гостей был несколько другой. Краснокутский или не пришел, или я его не позвал. Некоторые, которых я приглашал, не пришли.
Почему и как я пригласил Бердяева Н.А. Его я знал лишь поверхностно, хотя встречался в Университете, на докладах в Юрид. о-ве, но близких отношений не было. На вечере Ильин, я слыхал, говорил между прочим, что ему и Бердяеву кем-то (кажется, тов. Каменевым) предложено организовать в Москве Дом Ученых (ныне Цекубу). Расспрашивать его подробно у меня не было времени. Но в то время я искал какой-нибудь службы или занятия по научной части помимо преподавания. Я запомнил это, заинтересовался и через несколько дней пошел к Ильину поговорить по этому поводу Он сказал, что детально этим делом занят Бердяев, что [мне] по этому вопросу необходимо обратиться к нему. Я зашел по этому вопросу к Бердяеву (он жил рядом со мной во Власьевском пер.). Раза два мы у него говорили по поводу Дома Ученых. Затем я пригласил его на второй вечер.
Професс. Силин и проф. Краснокутский были по одному разу в этот период времени, причем помню, что проф. Краснокутский еще спросил, не носит ли эта вечеринка какой-нибудь политический характер, на что я и ответил отрицательно.
Последняя вечеринка или вечер совсем уже не вышла. Я тогда, помню, позвал Бердяева и еще кого-то (но без Озерова) для того, чтобы составить окончательный план по Дому Ученых. Пришел только один Бердяев. После этого ни Бердяева, ни Ильина я никогда не видел, а в моем знакомстве с Озеровым произошел тоже очень значительный перерыв. Последнее время с Озеровым не встречался, его не видал.
Конечно, связь с крупной буржуазией, отношения знакомства с ней и деловые отношения не говорят в мою пользу. Я жалею, что у меня не хватило силы еще в то далекое время порвать всякую связь, но я буду [?] думать, что Коллегия ОГПУ примет во внимание, что все это было с лишком десять лет тому назад. В то время грани не так четко вырисовались, как они обозначились за последнее время. В то время все эти люди, бывавшие у меня, занимали общественное положение, некоторые даже видное, как, напр., Озеров, Ильин и Бердяев; почти все являлись советскими служащими. Моя связь с этой крупной буржуазией не была идеологической или родственной. Она явилась результатом деловых отношений, сложившихся незадолго до революции. Почти все время у меня была очень скромная юридическая практика как у адвоката. Моими клиентами были по преимуществу люди среднего достатка, и только в военный период 15–16 г. моя практика стала крупнее, так как в это время вообще появилось много дел и явилась нужда в адвокатах. Но ведь за это знакомство, за эту деловую связь с буржуазией, и именно той, которая была на инкриминируемых мне вечерах, я ведь уже поплатился, и поплатился очень серьезно. Я был в 20 г. под арестом, я был судим, я был приговорен к 5 годам условного наказания. Суть дела я уже объяснял. Некто Журинский, фабрикант, имевший фабрику в 17 и 18 годах, которого потом судили в 20 г. за целый ряд дел в связи с этой фабрикой, всюду размещал свои деньги. Между прочим, он давал свои деньги под векселя; дал их Коровину, Шереметьеву и Любимову; эти обратились ко мне за советом – будет ли законной сделка по векселю; ввиду того, что запрещения обмениваться векселями в то время не было, и вообще никогда не было запрещено, я ответил утвердительно. Помимо указанных лиц у него взяли по векселям очень многие лица (к которым я отношения не имел). Тогда вся эта буржуазия нуждалась в прямом смысле. Хотя в векселях значились и крупные суммы (десятки и сотни тысяч рублей), но
