Книга Клуб худеющих стерв - Акулина Парфенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А фигуративно – это как? – не стесняясь своей необразованности, спросила Настя.
– Ну, как обычная живопись – люди, предметы.
– А откуда ты знаешь, что этот самый Ротко хотел передать именно такое чувство? Картина так называется? – поинтересовалась Оля.
– Нет. Она никак не называется, но именно это я чувствую, когда смотрю на нее.
– То есть, как сам понимаешь, так и правильно.
– В целом, да. Но тут важнее, что чувствуешь, а не как понимаешь. Не для ума. Откройся и поймешь.
– А мода тут при чем? – проявила нетерпение Настя.
– Ну, видишь, искусство, развиваясь в направлении вызова чувств, зашло в неприемлемую для многих зону. Оно пыталось вызывать боль, горе. Но кому нужны бол ь и горе. Их в избытке в реальной жизни. Поэтому теперь искусство стремится вызывать только одно чувство – шок, возмущение, это сходит за развлечение. Но современного человека шокировать трудно, нам по телевизору в новостях все девяностые показывали такое, что порог возмущения задран выше крыши. Откопать что-то шокирующее современного просвещенного человека крайне сложно. Поэтому современные так называемые художники стали атаковать самые табуированные темы. Их первичная целевая аудитория – люди, имеющие какие-то моральные или духовные ценности. Если есть ценность, есть табу – езди по нему на танке и получишь аудиторию. Есть матери – покажи им педофилию, есть верующие – поруби иконы, и они возмутятся, будут скандал, слава, продажи. Привлекательнее всего, конечно, мусульмане, но с ними не забалуешь. Западные христиане – вялые, не рыпаются. Наши православные – золотая середина. Бомбу не подложат, а шум поднимут. Прелесть, что за народ.
А еще люди боятся крови и трупов. Наряди мертвых бомжих в кутюр, сфотографируй – и ты признанный авторитет современного искусства.
– А мода? Про моду ты забыла? – снова встряла Настя.
– Так вот те, которые имеют художественные идеи, но не хотят или не могут придумать, чем шокировать народ, идут в дизайнеры – промышленные, интерьерные или графические, или в моду. Художественную идею из ткани и кружев продать проблематично, но возможно. Опять же ее можно показать большому количеству зрителей. Гораздо большему, чем те, которые добровольно придут смотреть педофилию и мертвых бомжих. Как бы ни была экстравагантна художественная идея, если ее можно носить на себе как одежду, у нее есть потенциал. Я думаю, что такие победят. За ними будущее.
– А портные, с ними-то как?
– Портные есть портные. Ремесло такое. И почему они не шьют на толстых – непонятно. Художественную идею, конечно, трудно натянуть на мои телеса. А хорошее платье можно сшить на любую фигуру. Видимо, чтобы не отставать от художников, придать себе веса и авторитета, они тоже шьют только для тощих, ленивые суки. Так что, поскольку ни те ни другие на меня не шьют, я бескорыстно люблю художников. Хотя их идеи у таких, как Настя, часто вызывают недоумение.
– А мне кажется, – вмешалась Оля (она слышала, как говорят о моде театральные, и решила поделиться услышанным), – что эпоха брендов убила авторскую моду. Называется дом одним именем, главный в нем человек с другим именем. Его манера чаще всего не имеет ничего общего с манерой основателя дома. Простому чел овеку уже и не разобраться, где кончается Баленсиага и начинается Антонио Маррас, где кончается Ланвен и начинается Альбер Эльбаз, и так далее. Кто где работает и чем знаменит. Голова кругом идет.
– Да, это правда, – согласилась Люся.
– Зато бренд гарантирует комфорт таким, как я, – вступила в разговор молчавшая доселе Юля. – Я в моде полный ноль, но названия брендов худо-бедно слыхала. Надо мне выглядеть прилично с гарантией – на вкус свой я совсем не надеюсь, – пошла в магазин «Шанель» и оделась с головы до ног. И никто не посмеет сказать, что я как-то не так одета.
– На самом деле, – настроение Люси резко изменилось, – каждое модное дефиле – трэш-парад.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Оля.
– Ну, эти девочки-модели, что по подиуму ходят, – смотрю и плачу.
– Почему? Они красивые, знаменитые, – возразила Настя.
– Да это проданные дети, синюшные, прыщавые под гримом. Ей всего пятнадцать, от истощения каждый день в обморок падает, а ее уже переимели все, кто там не педик. И самой ей это совершенно безразлично.
– Зато денег полно.
– Да объегорят ее, объебут. Они же дуры малолетки, не понимают ничего в деньгах и контрактах. Или потом, как в тираж выйдут, все промотают. Сопьются и умрут на помойке, так же как их матери. А потом их сфотографируют и выставят в галерее. Вот такой вот круговорот трэша. Хотя что их жалеть. Мы, бабы, все, суки, сильные, жалеть нас нечего.
Люся: коэффициент злобности 9, вес 78.
Оля: коэффициент нервности 8, вес 66.
Настя: коэффициент целеустремленности 7, вес 67.
Юля: уровень фенилэтиламина 70 %.
Юля решила стать предпринимателем без образования юридического лица. Она договорилась с бухгалтером крупной фирмы, которая приходила к ней сбрасывать вес, о том, что та будет заниматься Юлиными делами.
Однако дела с арендой помещения были плохи. Юля ошиблась в первоначальных подсчетах, ей понадобилась гораздо большая площадь. Помещения, которые можно было арендовать, оказывались неподходящей конфигурации. В основном коммерческая недвижимость – это обширные залы, рассчитанные на торговлю. Юле же были необходимы холл, раздевалка и несколько средних и маленьких боксов, соединенных отдельным коридором. В каждом боксе должно быть окно. Потому что вентиляция – вещь капризная, а ее клиенты нуждались в природном кислороде. Теоретически можно было разгородить зал на клетушки. Но тогда клетушки не имели бы окон и пришлось бы дополнительно вкладываться в ремонт.
Юля продолжала искать. Находились подходящие помещения, но в промзонах, куда никто не захочет ездить, или в совсем уж людных местах, где на целые кварталы вокруг была запрещена парковка. Центр не представлялся перспективным: людей там живет мало, кругом или дворцы, или офисы. Идеальным был бы большой спальный район с хорошей инфраструктурой.
С аппаратурой все было на мази: плати деньги, и она твоя. Правда, один аппарат нужно было ждать в течение месяца, он отсутствовал на складах в Петербурге. Этот аппарат пока можно было заменить противоотечным массажем Кармы. И к тому же Юля надеялась купить так ой же аппарат, немного подержанный, но еще на гарантии, – в соседнем микрорайоне закрывался салон красоты.
И вот наступил день, и Илья привез Юле деньги. Она обр адовалась и испугалась одновременно. Она подписала договор займа и поняла, что с этого момента вся ее мышиная беготня с бизнесом становится жесткой реальностью. И если она сделала ошибку и не сможет зарабатывать своими знаниями и умением деньги, ее ждут по-настоящему тяжелые времена и чудовищные долги. Но гормон в ее крови помогал ей смотреть в будущее с оптимизмом. Ее услуги всегда пользовались спросом, у нее были постоянные клиенты, которые не погнушались последовать за ней из фитнес-клуба в убогую квартирку. Последуют и теперь. Кстати, теперь можно было позвать и тех, кто дорожит комфортом и престижем.