Книга Между небом и тобой - Лоррен Фуше

– С тех пор как мерзавец Патрис слинял, она не помнит, что значит «люблю». Найду эту трусливую сволочь, вытащу из норы, где он прячется, и…

Теперь я знаю, что собой представляет Дэни и что собой представляет Альбена. Ну а вдруг Сириан будет счастливее с эгоисткой Дэни, чем с отзывчивой Альбеной? Ты поручила мне сделать их счастливыми, а не изменить их жизнь, правда? Профессия приучила меня к выбору: если это бактерии, прописываю антибиотик, если вирус – ни в коем случае. А тут, честно говоря, путаюсь. Сириан стал для меня чужим еще до того, как вышел из подросткового возраста.

Встаю.

– Ты пошел раз или ты пошел два? – улыбается Тьерри.

Смеюсь от души. Я уже смеюсь без тебя, но не так долго и весело.

Тьерри возвращается в свою неврологию, я звоню на Труа. Жан-Пьер только что вернулся с карате. Прошу его сделать на Гугле рассылку насчет Патриса. Называю его фамилию, которая должна была стать фамилией нашей дочери.

Прохожу мимо Гран-Пале. Как часто я тебя сюда притаскивал против твоей воли, но ты шла – чтобы доставить мне удовольствие. Ты любила людей и истории из жизни. А я на тебя злился, когда пропускал по твоей вине выставки, и сейчас злюсь: зачем тебе понадобилась эта ложь обо мне? Зачем ты навязала мне такую бессмысленную миссию? Я злюсь, ох, как же я зол, любовь моя.

Сегодня у меня на плечах белый «жозеф». Когда мы с тобой впервые встретились на свадьбе твоей кузины, «жозеф» поверх моего пиджака был не белый, а полосатый, как тельняшка. Ты дала мне свой телефон – в замке отца, тогда еще не придумали мобильников, и я пригласил тебя на следующей же неделе полакомиться банановым сплитом в пабе «Рено»[81] на Елисейских Полях. Ты посмотрела на мой полосатый свитер и спросила, всегда ли я ношу тельняшки, – может быть, это традиция моего острова? Я скрыл от тебя, что в тот вечер, когда судно моего отца вернулось в порт без него, я накинул его тельняшку себе на плечи, чтобы она согревала меня в жизни, которой отныне надо противостоять в одиночку.

Мы вышли из паба вместе. Я приехал на скутере, ты – на старенькой итальянской малолитражке, общей с сестрами, но, не желая меня унизить, сказала, что пришла пешком. И мы гуляли всю ночь, шли куда глаза глядят без всякой цели, сравнивали твое детство с моим. Потом тебе стало холодно, я накинул тебе на плечи свой «жозеф». Чувствовал себя без него голым, но не мерз, нет, я таял под твоим взглядом.

Лу – там, куда попадают после

Ну вы сильны, ребята! Молодцы, здорово! Высший класс. Когда вы были интернами, то валяли дурака, устраивали розыгрыши, издевались над однокашниками, которые, по вашему мнению, плохо относились к пациентам. Вы добавляли нерадивым в кофе слабительное, гипсовали колеса их мотоциклов, засовывали в карман украденное из анатомички ухо…

Сейчас Тьерри почтенный врач-невролог, деликатный человек и элегантный мужчина. Когда ты сообщил ему, что мы перебираемся на Труа, он воспринял это как настоящий друг: обрадовался за нас. Дэни с ним не знакома, Альбена видела два раза в жизни: на собственной свадьбе и на моих похоронах, но при встрече не узнала, еще бы – бородатого, растрепанного, в грязных тряпках. Он пару раз прокололся, но в конце концов прекрасно выпутался.

Я слышала от Сириана о том, что мать Альбены ее ненавидит, но про братишку никогда. У нас у всех есть свои тайны. Может быть, я бы лучше ее понимала и больше любила, если бы знала?

Я не забыла паб «Рено», мой бализки. Ты не захотел использовать свое сиротство, чтобы я тебя пожалела и приголубила. И столько лет ждал, что отец вернется, пусть с потерей памяти, пусть раненый, но вернется. «Жозеф» на плечах – твое космическое одеяло[82], твой костюм Супермена, твой «Бэтмобиль». Ты делил его со мной и со спасенными тобой пациентами. Ты укрывал им всю нашу семью.

Знаешь, люди, случается, под дождем закрывают зонтик, отказываются от «крова» над головой и промокают насквозь. Вот что-то такое проделала и я, перебравшись в пансионат. Я скинула с плеч твой свитер и оставила под зонтом тебя одного. Я не хотела тащить вас с собой под дождь – Помм, Маэль и тебя. Не надо злиться, да еще так сильно, любимый, не надо.

14 декабря

Дэни – Париж, улица Монж

Отец Сириана заявляется в отель ровно в тот момент, когда я иду через холл.

– Ах, какой сюрприз, доктор!

– К сожалению, сюрприз не очень-то приятный. У меня плохие новости.

Приглашаю его в свой кабинет.

– С Сирианом все в порядке? Он здоров? Вы меня напугали!

– Он-то в полном порядке, а вот мой пациент – совсем наоборот. Я много лет консультирую одного человека с тяжелым заболеванием сердца. Большой оригинал, коллекционер произведений искусства, живет в замке, в Дании. Богатый меценат, которого часто принимают за бездомного бродягу.

– Вы хотите, чтобы он остановился в моем отеле? Польщена. Конечно, у нас не «Ритц», но…

– Вчера он столкнулся с вами здесь, прямо у ваших дверей.

Хватаю со стола скрепку и начинаю нервно ее сгибать и разгибать. Доктор между тем продолжает:

– Он плохо себя чувствовал, надеялся найти приют в отеле, но вы его не впустили, оставили на улице. У него случился приступ нестабильной стенокардии, «скорая» отвезла его в клинику, где я раньше работал, я приехал его навестить, и он мне все рассказал.

– Надеюсь, вы не назвали ему моего имени? Как он докажет, что это была именно я? – Я растерялась и бормочу невесть что.

– На купюрах, которые вы ему дали, остались ваши отпечатки.

Скрепка с треском ломается.

– Я не врач, и не мое дело лечить.

– Со времен Второй мировой войны во французском законодательстве предусматривается ответственность за оставление человека в опасности. Уголовная ответственность. Ваш случай.

– Но я позвонила в полицию, попросила прислать «скорую помощь»!

– Вы ее не дождались. Вы не пустили больного человека в свою гостиницу. Даже войти ему не дали.

– Он был одет как клошар, от него воняло!

– Давайте поубиваем всех клошаров и всех, кто пренебрегает дезодорантами, так? Вы правы, на парижских тротуарах станет чище, – саркастически бросает он.