Книга Апотекарий - Янтарëк

сиреневым отливом, стараясь его держать ровно. — Это — настой рефлекторной чувствительности. Оно усилит восприятие и добавит подвижности. А это, — я вытащил густо-зелёный флакон с тёмно-белыми вкраплениями, полностью осевшими на дне, — снадобье храбрости на восемь глотков, чтобы организм не успел к нему привыкнуть.

Я закрепил все флаконы на местах, продолжая говорить:

— Их стоит выдержать до утра. Для насыщенности, чтобы эффект получился ровнее и дольше.

— Ты удивительный, ты знаешь об этом? — восхищённый шепоток прозвучал на выдохе, заставляя меня печально усмехнуться.

— Я так не думаю. За сегодня я понял, что ещё сильно глуп, чтобы получать такую похвалу.

— Ну-ну, — хохотнула зáмершая, отходя от меня и садясь на своё прежнее место у костра. Мне почудилось, что мои слова она от себя отмела, оставаясь при своём мнении. Я открыл было рот, чтобы попытаться её убедить, но подумал «а зачем?» — и рот закрыл. Если она считает меня удивительным — пусть так. Я же останусь при своём понимании начинающего алхимика.

Мы некоторое время просидели молча, я убрал всё по своим местам, складывая дверцы чемодана, но замок оставил открытым — мало ли что ещё нам на голову свалится?

— В общем, слушай, — заговорила Гия, привлекая моё внимание. — Грибники, к которым мы пойдём — это Опята, — она подняла руку, крутя ладонью. — Их суть — в кучности. Ты сталкивался в лесу с опятами?

Я неоднозначно кивнул:

— Сам не встречал, но я знаю, как они растут.

— Семействами. Почему я начала именно с этого: чтобы тебе с ними ужиться, необходимо, чтобы кто-нибудь принял тебя к себе в семью или в «кучку», как некоторые любят говорить. Иначе, они будут называть тебя «чой-чой» — на их наречии это значит «чужак». И прислушиваться они к тебе не будут. Равно как и помогать в чём-либо. Могут даже обвинить в проказах, которые сами устроят.

Я фыркнул, скорее от удивления, чем насмешки. Гия поддакнула, продолжая:

— Те липучки, что тебе принёс Кеш, можно сказать, дадут тебе пропуск в поселение.

— Как ты узнала имя лисёнка? — я вновь изумился.

— Морель сказала, — девушка повела плечом, продолжая крутить рукой и возвращаясь к Грибникам: — Эти липучки — их любимое лакомство, об этом уже говорили. За десяток таких ты можешь выторговать у них себе местечко. Но поселят тебя, скорее всего, на окраине. Потому что учуют меня.

— Как это?

— У каждого зáмершего свой запах, а нам они не очень-то рады. И к тебе, вероятней всего, буду относиться с опаской. Но поскольку ты апотекарий…

— Кто-о-о?! — я случайно слишком громко воскликнул, заставив нас вздрогнуть.

Девушка после паузы заливисто расхохоталась от моей реакции.

— Апотекарий, — повторила она, — лекарь-алхимик. Мы вас так называем, — она пожала плечами.

Я покачал головой, с трудом соглашаясь с её словами и удивляясь тому, что у зáмерших даже отдельное название есть для нашего ремесла. Я поразмыслил и пришёл к тому, что меня больше устраивает обычное обращение.

— Лучше просто алхимик. Мне так привычнее.

Гия развела руками, ухмыляясь:

— Как хочешь. Так вот, — она подбирала слова, — поскольку ты сведущ в своём ремесле, тебя примут и будут обращаться за помощью, хоть и не сразу. Им нужно будет к тебе привыкнуть, понять, что ты за человек. И если ты им понравишься, то какое-нибудь семейство возьмёт под своё крыло. Или пригласит на свой пенёк, — она хихикнула.

— А чем они живут? Занимаются?

— Ремёслами. Они очень любят работать с деревом, мхом и всякой растительностью. Можно сказать, это будет тебе дополнительным подспорьем для разных задач. Раньше в их поселении случались ещё и ярмарки, но как стало после Прорыва, я не знаю, они гонят почти всех нас прочь, как увидят.

— А это всё тебе откуда известно?

— Я же тебе говорила — мы жили в этом лесу. И с разными Грибниками дружили, а потом уже отправились познавать мир.

— А их много тут?

Девушка задумалась и начала перечислять, загибая пальцы:

— Опята, Грузди, Поганки есть, Лисички где-то на севере и Цветные-Шляпки (Сыроежки). А! На юго-западе вроде как ещё Мухоморы живут, но они постоянно перемещаются. Этакие жители-кочевники по лесу, — она засмеялась, я улыбнулся в ответ. — Но Мухоморы, в отличие от остальных, занимаются исключительно костяным ремеслом. М-м-м, — мечтательно протянула она, — видел бы ты, какие они делают украшения! Некоторые зáмершие, кто как-то смог сохранить свои отношения с Грибниками, специально приносят им различные кости, чтобы получить неповторимые изделия.

— Какой удивительный народец, — восхитился я, с робким трепетом в сердце предвкушая утреннюю встречу.

— К слову о костях! — вспомнила Гия, подскочив и озираясь вокруг, прочёсывая взглядом траву. — А что с когтями? Их вихрем разметало? Я ни одного не заметила. — Её голос звучал расстроенно.

Я поднялся с места, унося чемодан к кулю и выискивая в своей поклаже мешочек, куда их прибрал. Вернулся с ним, протягивая девушке:

— Я их собрал. Те, что остались.

«Значит, тот ветряной столб называется вихрем? Стоит запомнить», — напутствовал сам себе, наблюдая, как девушка вытряхивает когти из мешочка, виновато кривясь — один из них вспорол кожу, приводя его в негодность. Гия пригласила меня присесть рядом, чтобы показать, как делают из когтей ножи, и спросила, нужно ли мне рваное вместилище. Я качнул головой, но перед тем, как сжечь мешочек, вытащил лоскуты птичьей кожи.

— Хочешь изучить её свойства?

Я подтвердил, она на мгновение призадумалась, после сказала, что снимет со спины джимпа кожу, чтобы я её мог использовать. Меня искренне поражала её отзывчивость, но, помня о нашей договорённости, я понимал, что она действительно готова подсобить мне всем, чем сможет.

Это вдохновляло, призывая прикладывать усилия для ответной помощи ей самой, и напоминало мне о доме: такие поддерживающие отношения складывались у нас с охотниками.

Гия с силой вогнала птичий коготь в землю, подтянув вниз, закрепляя его на манер крюка и подняла свой нож, второй рукой прощупывая остаток пальца. Я разогнал свои почти затосковавшие мысли и сосредоточенно наблюдал — интересно же!

Она рассказывала, что верхняя пластина — как защитный покров для внутренней, уходящая как раз до первой фаланги пальца. Вспоров кожу, она показала, как аккуратно отделить весь коготь от кости, сохранив его целостность. После этого она вытащила его из земли и, крепко держа в одной руке, стала точными мелкими движениями подрезать изнутри, остриём словно выковыривая зубчатую часть, отделяя её.

Я наблюдал за этими кропотливыми действиями, поражаясь ловкости рук зáмершей. Мне постоянно казалось, что либо её нож соскользнёт и пронзит ей руку, либо она когтём сама её вспорет. Но эти мои опасения оказались