Книга Спаситель и сын. Сезон 2 - Мари-Од Мюрай

— Во втором классе можно обойтись без мобильника!

— Это точно! Вот я и обхожусь!

Спаситель довольно резко отобрал у сына телефон. Его задевала неизвестно откуда взявшаяся у Лазаря дерзость.

— Ну па-па-а-а, — чуть ли не заревел Лазарь. — Я же Габену! Он совсем один!

Спаситель напомнил, что Габену вот-вот исполнится семнадцать и он вполне способен сварить себе вермишель, пока не вернулась мама.

— Маму увезли по скорой в больницу Флёри, — возразил Лазарь. — Она стала видеть каких-то людей у себя в столовой.

— Видеть людей у себя в столовой? — переспросил Спаситель по профессиональной привычке психолога уточнять сказанное.

— Да, людей, которых на самом деле не было. Она с ними разговаривала. С каким-то человеком с обезьянкой на плече.

— У нее что, были галлюцинации?

Мадам Пупар, мать Габена, уже не раз лежала в психиатрическом отделении больницы Флёри. Лекарства улучшали ее состояние, но, как большинство больных, она переставала их пить, как только считала, что окончательно поправилась.

— У меня еще одна консультация, — сказал Сент-Ив, возвращая сыну телефон. — Пригласи Габена на ужин.

— Ну то-то, — одобрил Лазарь тоном, подразумевающим: «Наконец-то я слышу разумные слова».

Спаситель не нашелся что ответить. Временами Лазарь его просто пугал. Они жили вдвоем, и сын чувствовал себя не по годам взрослым. «Ничего, — успокоил себя Спаситель, — скоро у нас будет полная семья, и он снова станет ребенком».

Очередная пациентка поступила так, как призывала надпись на двери: «Стучите и входите». Она трижды постучала в дверь молотком в виде кулачка, вошла и уселась ждать в приемной, надеясь, что месье Сент-Ив не промаринует ее тут слишком долго.

— Мадемуазель Мотен?

По телефону Пенелопа Мотен сказала, что у нее «проблема, которую ей позарез надо разрулить». По лексикону и торопливой речи Спаситель решил, что имеет дело с молоденькой девушкой лет двадцати. Однако девушка пожелала выглядеть лет на десять старше, надев костюм working girl[5] с приталенным пиджаком и светлой блузкой и накрасив губы дорогой помадой. Она сидела на краешке стула, сдвинув колени и слегка повернув ноги вправо, как учили сидеть девушек, когда они еще не носили брюки.

— Итак, чем могу помочь?

Сент-Ив, задавая вопрос, невольно вздохнул. В конце рабочего дня ему так хотелось иногда услышать: «Да ничем! У меня все прекрасно!»

— А вы разве не спросите у меня адрес, номер мобильного?

Спаситель едва заметно улыбнулся:

— Я знаю, как вас зовут. Вам хочется, чтобы я получил от вас как можно больше официальных сведений?

— Да нет, мне-то что! Я думала, вам нужно…

Что это — дотошность? Обидчивость? Готовый к самым непредсказуемым реакциям, Сент-Ив поспешил перейти к сути дела:

— По телефону вы сказали о проблеме, которую позарез нужно разрулить. Может быть, мы сразу ее и обсудим?

— Да? Ну, если угодно… — отозвалась мадемуазель Мотен недовольным тоном.

— Угодно.

— Угодно что?

— Здесь обсуждают что угодно. У нас же не допрос в полицейском участке. И уж тем более не разговор со строгой мамой.

Сент-Ив сам удивился, что вспомнил древнюю, поросшую мхом шутку. Но Пенелопа рассмеялась. К счастью.

— Хорошо, я скажу вам то, чего не говорю маме. — Голос зазвучал естественно, она даже откинулась на спинку стула. — Я влюбилась в сорокалетнего мужчину. А мне двадцать шесть. Вас это не интересует, но я все-таки скажу. Разница в возрасте меня не смущает. До тридцати лет все мужчины идиоты. Но он женат, у него дети. Будем называть его… Серж. Для удобства.

— Пенелопа Мотен — тоже имя для удобства? — осведомился Сент-Ив, послушавшись подсказки интуиции.

— Как это? — спросила она, привставая с места.

— Всему интернету известна художница Пенелопа Бажьё, рисующая комиксы, и не менее известна Марго Мотен, художница-иллюстраторша. Для удобства вы с таким же успехом могли бы назваться Марго Бажьё.

Девушка слушала Спасителя с круглыми глазами и открытым ртом, будто позировала для статуи «Изумление» (назовем ее так. Для удобства).

— Как вы догадались? — пролепетала она.

— После тридцати мужчины умнеют, — напомнил ей Спаситель.

Все в этой девушке было подделкой. Она присвоила чужое имя, костюм и, возможно, даже историю про женатого возлюбленного. Неподдельным было ее присутствие в кабинете психолога, и на это была, безусловно, такая же неподдельная причина.

— Можете сохранять инкогнито, мне не важно, как вас зовут. Мне важно, почему вы пришли.

— Я беременна.

— Понятно.

— Что вам понятно?

— Это к слову пришлось. Я дал вам понять, что я вас слушаю. Прошу меня извинить.

— Извинить за что?

Спаситель тяжело вздохнул и сказал уже без всякой деликатности:

— Мы не продвинемся ни на шаг, если вы будете цепляться к каждому моему слову. Итак, вы ждете ребенка от Сержа. Он женат и не собирается бросать жену?

— Вы уверены?

— Нет. Я задаю вам вопрос.

— А у меня вопрос: оставить ребенка или нет?

— Какой у вас срок беременности?

У Пенелопы была задержка, она сделала тест, он оказался положительным. Но пока еще она не ходила ни к своему врачу, ни к гинекологу.

— Я не хочу, чтобы меня трогали.

— Так-так-так…

— Что «так-так-так»?

Спаситель пристально посмотрел на нее.

— А-а, это снова к слову пришлось?! А мне что делать? Оставить или не оставить? Что бы вы сделали на моем месте?

— Я смогу вам помочь, мадемуазель Мотен, только оставаясь на своем месте. Скажите, о чем вы подумали, узнав о своей беременности?

— О чем подумала? — переспросила она с недоумением. — Ну-у, что появятся растяжки. Что мама, пока меня носила, набрала лишних двадцать килограммов и, родив, сбросила далеко не все. Что придется сказать «прости» узким джинсам даже фирмы «Левайс». А она лучшая, шьет из спандекса.

Спаситель слушал Пенелопу и не верил собственным ушам.

— Вы совершеннолетняя?

— Я?! Нашел о чем спрашивать! Я же тебе сказала, мне двадцать шесть!

Мимические морщинки в уголках глаз подтверждали, что на этот раз она говорит правду.

— В любом случае, я решила не оставлять. За себя решаю я сама. Ни мой парень, ни моя мама.

— Вы так решили?