Книга Спаситель и сын. Сезон 2 - Мари-Од Мюрай

— Да.

— Будете прерывать беременность?

— Да.

— Но тогда — раз вы уже приняли решение — зачем вы пришли ко мне?

— Зачем пришла… Ну… — Пенелопа замолчала, глядя в пустоту. — Чтобы поставить точку.

Она была так довольна своим ответом, что еще раз повторила его.

— Что ж, поставим точку, — эхом отозвался Спаситель.

Он ждал. Минуту. Две. Пенелопа положила нога на ногу, потом снова поставила их ровно, наклонилась, выпрямилась, вздохнула, покусала палец, вытащила мобильник, покрутила его, положила обратно в сумку.

— Ну и в чем она состоит, ваша чертова терапия? Все мне говорили, что вы просто супер!

— Я польщен добрым отзывом. И кто же эти «все»?

— Не важно.

— Мадемуазель Мотен, не будете ли вы так добры сообщить мне, в чем все-таки ваша проблема? Я, признаться, в недоумении.

Пенелопа, наконец, решилась довериться и заговорила, глотая слова и не заканчивая фразы. Загубила она свою молодость. Слишком он стар для нее. А уж зануда… К тому же двое детей. А бэбик? Ты-то думала, это клево — он тебя обожает, все тебе завидуют. Как бы не так! День и ночь на твоих руках! Редко-редко когда мать согласится посидеть. А денег на няньку взять неоткуда. И места в яслях не получишь, потому что не работаешь!

— Мадемуазель Мотен, — прервал ее Спаситель обволакивающим бархатным голосом, — вы ведь хотите сказать… у вас уже есть ребенок.

— Я родила… год назад. — Пенелопа расплакалась. — Я думала, ребенок — это здорово, а теперь сижу, как в тюрьме…

Спаситель протянул ей коробку с бумажными носовыми платками.

— И должна делать вид, что счастлива…

Перелопа громко высморкалась.

— А зачем делать вид, что вы счастливы?

— Как зачем? Для Фейсбука! — закричала она, словно разговаривала с обитателем Луны.

— Простите?

— Для фейсбучных фоток! — Зареванная Пенелопа растянула рот в притворной улыбке. — Вот так. Ясно? Иначе сам понимаешь, что начнут говорить друзья! «Бедняга! Но она сама этого хотела!» Я на фотках всегда в прикиде, всегда подкрашена! Надеваю самое крутое на своего А… — она закашлялась, придумывая, как бы назвать сына, — Анатоля. Купила ему пуховую курточку «Тартин и Шоколя» за сто пятьдесят евро и джинсовый комбинезончик «Жакарди» за девяносто пять. Подружки в комментах пишут: «Какой няша!» Будешь няшей за такие деньги!

Спаситель уточнил у Пенелопы, не беременна ли она во второй раз.

— Ну уж нет! Мне одного раза хватило! — Она промокнула глаза бумажным платком и сердито буркнула себе под нос: — Черт бы побрал это гадство!

Спасителю трудно было понять: она о качестве своей туши или о качестве своей жизни?

На вопрос Пенелопы «Так что же делать-то?», который она задала с несчастным видом, Спасителю очень хотелось ответить шуткой Лазаря: «Де…лай! Лай громче!», но он удержался и предложил начать психотерапию: по одному сеансу в неделю, чтобы «разобраться со своей жизнью». К его большому удивлению, молодая женщина, похоже, даже обрадовалась, когда он назначил ей консультацию на будущий понедельник.

— Мне записать вас как Пенелопу Мотен?

— Или Марго Бажьё, если вам больше нравится.

За Пенелопой Спаситель запер дверь на ключ. Рабочий день закончен. Парадная дверь, выходящая на респектабельную улицу Мюрлен, сегодня больше не откроется. Всем, кто задумает их навестить, придется пройти по аллее Пуансо, похожей на деревенскую уличку, и позвонить у калитки в сад.

— Габен пришел! — закричал Лазарь, едва Спаситель появился в кухне. — Он принес с собой хомячка!

На маленьком черно-белом экране камеры видеонаблюдения появилось лицо паренька. Он держал перед собой клетку и покачивал ею.

Камера видеонаблюдения, которая так не нравилась Спасителю и так веселила его сына, появилась у них в доме после того, как в феврале прошлого года на Лазаря было совершено нападение. Он мог бы погибнуть, если бы не вмешался Габен.

Как обычно, мальчики, едва встретившись, сразу же заговорили о хомячках. Хомячок Габена был сыном мадам Гюставии, и он назвал его Спасён. Клетку со Спасёном Габен поставил на середину стола, будто хомячок был главным блюдом.

— Не поверишь, он все время высовывает мордочку между прутьев, как будто только и думает, как бы убежать, а когда я открываю ему дверцу, прячется к себе в домик.

— Так ведут себя девяносто процентов моих пациентов, — вздохнул Спаситель. — Что скажете о хот-догах?

— Класс! — ответил Лазарь любимым словечком Габена, прежде чем тот успел открыть рот.

Габен стал для Лазаря кумиром, хотя его отец предпочел бы какого-нибудь другого кумира для сына, более — как бы это сказать? — целеустремленного.

— Как у тебя со сном? Спишь? — спросил он подростка.

— Случается, — отозвался тот сонным голосом.

— У тебя в этом году выпускные экзамены?

— Вроде бы, — отозвался так же сонно Габен.

Он частенько, разумеется ночью, играл по пять-шесть часов в World of Warcraft, а потом просыпал первые уроки. А если и приходил часов в одиннадцать, то засыпал прямо за партой, положив голову на руки. Учителя относились к нему снисходительно. Их обезоруживала добродушная, слегка помятая физиономия подростка: он смахивал на юного Депардье, но из-за сонного взгляда слыл глупее, чем был на самом деле. Несмотря на неподвижный образ жизни, Габен был неплохо развит физически — мускулатура и высокий рост достались ему от его более деятельных предков. Не вступая в спор с природой, он позволил своим волосам расти, как им вздумается, так что был похож, особенно поутру, на Дикого мальчика — Виктора из Аверона[6]. А в целом Габен был славным пареньком, хотя ждать от него чего-то особенного не приходилось.

— Ба-бам! — грохнул по столу Лазарь. — Перед вами мадам Гюставия!

Он сходил в отцовский кабинет и принес оттуда клетку. Главным событием сегодняшнего вечера должна была стать встреча на высшем уровне (то бишь на кухонном столе) матери и сына. Как только открыли дверцу клетки мадам Гюставии, она тут же выбежала наружу: колбасный запах сыграл не последнюю роль в ее стремлении к приключениям.

— Могли бы подождать, пока мы кончим ужинать, — рассеянно заметил Спаситель.