Книга Жемчужная Тень - Мюриэл Спарк

Сад украшали белые каменные статуи того же исторического периода, что и дом. Они изображали четыре времени года и четыре вида искусства — живопись, скульптуру, музыку и литературу. Времена года выглядели как женские фигуры, виды искусства — как мужские, но все они были одетыми, поэтому мало чем различались. Художник держал в одной руке палитру, а в другой — кисть, скульптор ваял каменного льва, у музыканта в вытянутой левой руке была зажата флейта, а в правой, опирающейся на каменный пюпитр, — музыкальная партитура, писатель делал какие-то пометки в толстой тетради. Гирлянды на распущенных волосах женских фигур соответствовали времени года, которое они изображали: зима украсила себя остролистом и сосульками, весна — полевыми цветами, лето — розами и вишнями, осень — гроздьями винограда, вдобавок прислонившись к пшеничному снопу. Сад поражал воображение. Одни мои заказчики, увидев его, ахали от восторга, другие осматривали его в ошеломленном молчании и уходили, не сказав ни слова. Что касается статуй, иногда они вызывали у меня странное чувство, особенно когда я вдруг поворачивалась к ним. Они выглядели в точности как прежде — точнее, принимали прежнее выражение лиц. Но какие гримасы они строили за моей спиной?

В свободное время Дракон воспылала страстью к закройщику Дэниелу, и они предавались любви после обеда в прохладной комнате за кухней, где спала Дракон. Ее рыжие волосы отросли, она стала часто распускать их. И говорила, что эта прическа в стиле прерафаэлитов подходит к дому.

В августе зарядили на редкость обильные дожди, после которых воздух вызывал чувство растерянности и сонливость. Дракон спросила меня:

— Зачем вы столько работаете? Ради чего?

Никому и в голову не приходило задать мне подобный вопрос. Он звучал кощунственно. Я начала замечать, что заказчики приезжают на примерки с опозданием. Когда живешь за городом, приходится мириться с тем, что не все посетители прибывают вовремя. Но мои заказчики, по сути дела, опаздывали только в мастерскую: они заходили в кабинет к Дракон и сплетничали с ней, совсем забыв о том, что я их жду. В подробности своих бесед с моими заказчиками Дракон меня не посвящала. Я с любопытством отметила, что после встреч с Дракон люди начинают говорить со мной негромкими, осторожными голосами. Когда Дракон уезжала кататься в лодке с Дэниелом, ветер бросал рыжие волосы ей в лицо; чаще всего они возвращались насквозь промокшими под дождем. Однажды я заметила, что она пылает.

— Эмили, — сказала я, — по-моему, вам нездоровится.

— Вы умеете удивляться? — спросила она и выпустила из ноздрей, пыхнувших пламенем, струйки дыма. — Умеете? Никогда не подходите к телефону. Вечно напоминаете, что сюда никому нельзя: мадам занята, вам назначено? Вы всегда играете отрицательную роль, — продолжала она, — и она вас изнуряет.

Ее нос к тому времени стал совершенно прохладным, словно и не изрыгал дым и пламя.

Я разрешила ей пригласить на вечеринку местных жителей. Она привезла с собой целую толпу людей, с которыми познакомилась и каким-то образом ухитрилась подружиться в отеле на другом берегу озера. Привезла испанцев, отдыхающих на озере, чтобы развлечь Дэниела, и вызвала из Милана его сестру. Я заметила, что на вечеринке присутствуют три мои заказчицы из числа самых привилегированных. И этот красавец, водитель грузовика. Дракон созвонилась с самой известной банкетной компанией и заказала самое изысканное угощение. Она действовала умело и толково.

Дракон очутилась в центре внимания — я поняла это, когда вокруг меня точно вырос лес. Она прошла между людьми-деревьями, приблизилась ко мне, попыхивая огнем. Вдруг я заметила, что все статуи, и четыре времени года, и четыре искусника, задрапированы тканями из моей мастерской. Ткани были наброшены на них и сколоты булавками, как на моих манекенах, а гости восхищались ими. Одна из статуй, Зима, нарядилась в вечернее платье, которое я как раз шила. Я осмотрелась в поисках Дэниела. Он развлекал матроса из маленького озерного порта, выдувая дым через две сигареты, засунутых в ноздри. Дракон пила свой «Пиммс» и посматривала на меня зелеными глазами. Я подошла к симпатичному шоферу грузовика, который маялся, не зная, куда приткнуться, и спросила, куда он едет. Он направлялся с грузом в Дюссельдорф, а затем обратно через всю Европу. Шофера звали Саймон К. Клегг, инициал «К» означал «Курт». Несколько минут мы обсуждали превратности сферы большегрузного транспорта в странах Общего рынка. Наконец я сказала: «Едем».

Я оставила гостей, влезла в кабину грузовика, села рядом с шофером, и мы укатили. Внезапно я вспомнила о плаще и паспорте — двух вещах, обойтись без которых в путешествии невозможно, но Саймон Курт заявил, что об этом он позаботится. Дракон бросилась за нами вдогонку, фыркая и выплевывая зеленое пламя — вероятно, с содержанием сульфата или хлорида меди: я слышала, пламя свечи можно сделать зеленым, если подуть на него сквозь зеленый шартрез. За Дракон бежал Дэниел. Но мы уехали, махая руками, и навечно оставили Дракон и Дэниела присматривать за гостями и всем моим домом, устранять беспорядок, изводиться от беспокойства, шить и подгонять.

Навечно? Еще до въезда в город Комо на расстоянии двадцати пяти миль от моего дома мыс Саймоном К. Клеггом завели разговор о смысле вечности. Мы поставили грузовик на стоянку и пешком дошли до городского бара, где заказали кофе и мороженое. Саймон признался, что не понимает значение слова «навечно», и усомнился, что понятие «всегда» действительно существует, если оно значит то же, что и «вечно». Я объяснила: насколько мне известно, вечны потайные стежки, расколотые стежки, «козлик», «назад иголку», а еще наметка и обметка.

— Ты меня озадачила, — признался Саймон. — Все это в голове не укладывается. Значит, ты не хотела, чтобы тебя подвезли? Не собиралась уезжать с вечеринки и так далее?

Я объяснила, что появление Дракон в моем доме поставило под сомнение ценность тканей и шитья, клеенки и бортовки, нежнейшего шелка, швов взаутюжку, тонкой кружевной отделки по краю. Пуговичных петель. Атласной глади. Я рассказала о liason Дракон с закройщиком Дэниелом.

— Что-что у них?

— Роман.

— Так пусть съездят в отпуск, — высказался Саймон.

— Работы слишком много.

— Если она там главная, пусть сама решает, когда ей работать. Швейная промышленность процветает.

— Главная там я.

Он опешил, словно его обманули.

— Я думал, — признался он, — ты вроде как наемная работница.

Он и вправду был симпатичным, этот шофер грузовика. Отодвинув свою вазочку с мороженым, он вдруг выпрямился, словно ему в голову пришла идея.

— Моя сестра работает на ткацко-швейной фабрике в Лионе. Платят хорошо, рабочий день неполный. Она швейка, — сообщил он.

— Швея, — поправила я.

— Она говорит — швейка.

— Я шью вручную, — сказала я.

— Вручную? Это как?

— Иголкой с ниткой.

— И что для этого нужно? — спросил он таким тоном, что я вдруг поняла: он никогда в жизни не видел иголки и нитки.