Книга Сны инкуба - Лорел Гамильтон

Я хотела притянуть его к себе в объятия, но он слегкапокачал головой. И был прав. Был прав. Раз у меня от рукопожатия сердцезабилось конфеткой на языке, то от объятия… Из-за нескольких случаевметафизической природы во мне было что-то близкое к тому зверю, что жил в Мике.Этот зверь и зверь Мики хорошо друг друга знали, как двое старых любовников. Тенаши половины, что не были человеческими, знали друг друга лучше, чемчеловеческие половины. Я все ещё почти ничего о нем не знала, честно. Хоть мы иживём вместе. На метафизическом уровне мы были связаны теснее, чем можетсвязать любой обряд или бумажка, а в повседневной жизни я не знала, что с нимделать. Он — мой идеальный партнёр, моя вторая половина, недостающий элемент.Он дополняет меня почти во всем. И когда он стоял так близко, это казалосьочень правильным. Дайте мне чуть отодвинуться, и я сразу начну гадать, когдаприлетит второй сапог и чудо кончится. Никогда в моей жизни не было мужчины,который бы её чем-нибудь да не испортил. Так почему же с Микой должно бытьпо-другому?

Он даже не поцеловал меня, скорее дал почувствовать своёдыхание у меня на щеке. И выдохнул: «Потом». От одного этого прикосновения менятак затрясло, что ему пришлось успокоить меня, тронув за руку.

Он улыбнулся мне, как улыбается мужчина, знающий, наскольковолнует женщину его прикосновение. Мне такая улыбка не нравится. Такоеощущение, что он воспринимает меня как должное. И тут же я подумала, что этонеправда, это даже нечестно. Так почему же я так подумала? Потому что я большоймастер сама себе портить жизнь. Если что-то слишком хорошо, мне обязательнонадо начать в этом копаться, пока оно не сломается или меня не тяпнет. Я ужстараюсь этого не делать, но старые привычки тяжело умирают, особенно дурные.

Мика пошёл дальше вдоль шеренги, и детектив Арнет посмотрелана меня вопросительно густо накрашенными, но прекрасными глазами. Открыла рот,будто хотела спросить, хорошо ли я себя чувствую, но её отвлёк следующий гость.Натэниел действительно может отвлечь.

Джессика Арнет на несколько дюймов выше Натэниела с егопятью футами шестью дюймами, и потому ей пришлось смотреть вниз навстречувзгляду его лавандовых глаз. Это не преувеличение — глаза у него не синие, а насамом деле бледно-лиловые, лавандовые, цвета весенней сирени. Одет он был врубашку с окаймлённым воротником почти того же цвета, что и его глаза, и потомулавандовый цвет выделялся ещё сильнее. В красоте этих глаз можно было утонуть.

Он протянул ей руку, но она его обняла. Обняла, как японимаю, поскольку в этой ситуации никто не счёл бы объятие неуместным. Обняла,значит, потому что можно было.

После полусекундного колебания он обнял её в ответ, ноголову отвернул, глядя на меня. Его глаза ясно просили о помощи.

Она ничего такого не сделала — только обняла его, когдаможно было ограничиться рукопожатием, но глаза Натэниела смотрели оченьсерьёзно, будто его это смутило куда больше, чем должно было. Посколькуработает он стриптизером, можно бы предположить, что он привык, когда бабы еголапают. Может, в этом и было дело? Он же не на работе сейчас.

Она стояла, будто приваренная к его телу, а он толькосмотрел таким взглядом, будто звал на помощь. Но тело его не напрягалось, невырывалось, и своим озадаченным взглядом он на Арнет не смотрел.

Объятие затянулось больше, чем было бы вежливо, и, наконец,до меня дошло, в чем тут проблема — отчасти. Натэниел — наименее доминантнаяличность из всех, кого я знаю. Он хотел прервать объятие, но не моготодвинуться первым. Джессика должна была его выпустить, а она, очевидно,ждала, пока первым двинется он, и тот факт, что он этого не делает, понималасовершенно неправильно. Вот черт! Отчего мне всегда попадаются мужчины, укоторых в жизни такие нетривиальные проблемы? Везёт, наверное.

Я протянула руку к Натэниелу, и облегчение на его лицеотразилось настолько явно, что было видно всем, кто смотрит и понимает. Толькоон отворачивался, чтобы Джессика этого взгляда не видела. Это бы ранило еёчувства, а Натэниел ничьи чувства никогда не хочет ранить. А потому он не виделеё сияющего лица — оно просто светилось влечением, которое Джессика сочлавзаимным. Честно говоря, я было думала, что Натэниелу она нравится, хотя бынемножко, но лицо его говорило другое. По крайней мере, мне.

Натэниел ухватился за мою руку, как перепуганный мальчишка,которого только что спасли от местного хулигана. Я его притянула к себе вобъятия, и он прилип ко мне, прижавшись телом теснее, чем я бы предпочла напублике, но я его понимаю. Он хотел уюта физического прикосновения, и он,кажется, догадался, что Джессика Арнет поняла его неверно.

Я прижала его так тесно, как могла, как хотела прижать Мику.С тем меня бы это сконфузило, но не с Натэниелом. С ним я могла себяконтролировать. В него я не влюблена. Я погладила длинную косу цвета опавшихлистьев, которая падала чуть не до щиколоток. Поиграла с ней, будто с кудаболее интимным предметом, надеясь, что Джессика намёк поймёт. Мне бы надо былознать, что просто чуть затянутых объятий для этого не хватит.

Из объятия я высвободилась первой, но он не отрывал взглядаот моего лица. Глядя в его лицо, я понимала, что она там увидела —поразительную, завораживающую красоту. За последние полгода он раздался вплечах от тренировки с тяжестями — а может, просто потому, что ему всегодвадцать и он ещё матереет. Сладко было смотреть на него, и я была почти уверена,что в постели он был бы так же сладок. Но, хотя Натэниел живёт у меня,прибирается в доме, покупает продукты, выполняет мои поручения, сношения у насс ним до сих пор не было. Я этого старалась избегать, поскольку не собираласьоставлять его при себе. Когда-нибудь Натэниелу понадобится свой дом и свояжизнь, потому что не всегда он будет мне нужен в том смысле, в котором нуженсейчас.

Я — человек, но я — первая Нимир-Ра у леопардов, котораяосталась человеком. И ещё я первый человек-слуга мастера вампиров, обретшаяопределённые… способности. Но у этих способностей есть свои теневые стороны, иодна из них — необходимость питать ardeur примерно каждые двенадцать часов.Ardeur — это французское слово, означающее пламя, и в данном контексте имеетсмысл вроде «сгорать от любви». Только слово «любовь» — весьма неточно.

Я смотрела в расширенные сиреневые глаза Натэниела, держалав ладонях его лицо. И сделала единственное, что смогла придумать, чтобы на этомприёме Джессика Арнет не ставила его и себя в неловкое положение. Я егопоцеловала. Поцеловала, потому что ему это было нужно. Поцеловала, потому чтоон — мой pomme de sang, яблоко крови. Поцеловала, потому что он — моя пища, амне претит, что кто-то — моя пища. Я и от Мики тоже кормлюсь, но он — мойпартнёр, бойфренд, и сам достаточно доминант, чтобы сказать «нет», когда хочетсказать «нет». Натэниел же хочет, чтобы я его взяла, чтобы он принадлежал мне,и что с этим делать — совершенно непонятно. Пройдёт ещё несколько месяцев,ardeur будет укрощён, и мне уже не нужен будет pomme de sang. И что тогдастанет делать Натэниел?