Книга Надеюсь и жду - Диана Гамильтон

Клодия поднялась в свою старую детскую комнату, много лет служившую ей спальней, включила свет и на миг прислонилась спиной к двери, пытаясь преодолеть чувство опустошенности, которое значительно усилилось после того, как она позволила себе надеяться. Затем подошла к окну и, усевшись на подоконник, принялась наблюдать, как гаснет дневной свет и на землю опускаются сумерки.

Было уже совсем темно, когда она услышала, как рабочие покидают здание. Она заранее предупредила их, что сама закроет все двери, так что можно было не опасаться, что она окажется запертой до их прихода следующим утром.

Но, тем не менее, пора было возвращаться в Ивовый коттедж. Клодия поднялась, разминая затекшие мускулы. За последний час ей так и не удалось примириться со своим незавидным положением фиктивной жены Адама, ее ум упорно отказывался искать в этом положительные стороны.

Клодия направилась к двери, и в этот момент она распахнулась… Адам выглядел измученным, словно не спал уже несколько ночей, и какая-то тайная мысль угнетала его и вытягивала жизненные силы. Дождевые капли блестели на его темных волосах и на плечах кожаной куртки. Сердце Клодии пропустило один удар, затем панически затрепетало. Ей страстно захотелось прижать его голову к своей груди, поцеловать усталые складки на лице. Она продолжала любить его, несмотря на все плохое, что он ей сделал! Она упрямо пряталась от этой простой истины, но теперь приходилось признать ее раз и навсегда.

— Мне сказали, что ты здесь, и я еще могу застать тебя, прежде чем ты уедешь. — Он закрыл за собой дверь, серебристые глаза, не отрываясь, смотрели в ее побледневшее лицо. Его губы сжались. — Неужели тебе нечего сказать мне? Даже: «Как дела?» Или: «Хорошо доехал?»

Клодия открыла рот, но слова не шли, хотя мозг ее кричал каждой своей клеточкой. Она уже не была влюбленной восемнадцатилетней глупышкой, послушной глиной в руках обольстительного красавчика, у которого вместо сердца кассовый аппарат. Невозможно, чтобы она любила его по-прежнему. Невозможно!

— Я… я не ждала тебя, — выдавила она, наконец. — Ты заезжал в коттедж?

Глупый вопрос.

— Само собой, — сухо заметил он. — Иначе откуда мне знать, где искать тебя? Я успел выпить чай с Рози, послушать, как она читает, и позволить ей дважды обыграть меня в лото. — Он скупо улыбнулся, словно, оказавшись в неприятной ситуации, с удовольствием вспоминал приятную. — Я сказал им, что заберу тебя и повезу ужинать. — Он, прищурившись, оглядел ее. — Они ждут, что нам захочется побыть наедине, и нам следует произвести должное впечатление.

О да, он великий мастер производить впечатление! Клодия отвернулась, чтобы он не заметил страдальческого выражения на ее лице. С какой легкостью он заставлял людей видеть его в выгодном для себя свете. Только она одна знала, что за человек скрывается за этой обаятельной джентльменской наружностью.

— У меня нет аппетита, — произнесла она безо всякого выражения.

— У меня тоже.

Он вздохнул и, шагнув вперед, остановился за ее спиной.

От напряжения, неизменно возникавшего при его приближении, у Клодии ослабели ноги. Она отошла к окну и поспешно опустилась на подоконник. Часто и прерывисто дыша, она наблюдала, как он внимательно осматривает крохотную комнатку, принадлежащую ей с детства, и мечтала только о том, чтобы он ушел и оставил ее в покое… если только она в состоянии обрести хоть какой-то покой.

Но Адам заговорил снова:

— Я хотел спросить тебя кое о чем. — Он присел на край кровати, повернулся к ней лицом и взглянул сурово и мрачно. — Я вполне пойму, если ты не захочешь ответить, потому что в сложившихся обстоятельствах я вряд ли имею право знать. — И он выдохнул резко: — Расскажи мне о Тони.

У Клодии расширились глаза — этого она ожидала меньше всего.

— Что рассказать? Ты уже знаешь, что он был обманщиком и вором. О чем еще тебе хочется услышать?

Адам смерил ее спокойным взглядом.

— О ваших отношениях. Как они сложились? Каким он был в постели? Ты была довольна им? Хотя у меня остались о нем самые смутные воспоминания, вряд ли… При каждом удобном случае, он ведь бежал к Элен, а ты, я это хорошо помню, отличалась чувственностью…

Подтекст его незаконченной фразы был вполне ясен. Клодия резко встала. Она не обязана сидеть здесь и выслушивать подобные вещи! Ей захотелось отвесить ему хорошую пощечину, но не стоило ронять свое достоинство. Лучше просто гордо уйти.

— Тебе доставляет удовольствие быть жестоким! — процедила она сквозь зубы, быстро проходя мимо него, но он неожиданно схватил ее за талию и усадил рядом с собой на кровать. — Я не обязана ничего рассказывать, — выговорила Клодия, едва переведя дыхание. — Ты сам это знаешь.

— Кажется, ты уже сделала это. То есть ответила на мой вопрос.

Однако он не отпускал ее, напротив — его рука крепче сжала ее талию. Клодия сидела напряженная, боясь позволить себе расслабиться. Она не доверяла себе, находясь так близко от него. Несмотря ни на что, инстинкт властно толкал ее к нему, манил поддаться магии его обаяния. Сумасшествие. И опасное сумасшествие!

Но угроза, нависшая над ней, стала еще сильней, когда он произнес хрипло:

— Я должен знать. Мне это необходимо. Если ты думаешь, что я поступаю жестоко, то ты ничего не понимаешь. Я всегда считал, что физическая сторона наших отношений была совершенно особенной, такое бывает однажды в жизни, да и то если повезет. Мне просто ненавистна была мысль, что Фавел…

— Только не говори, что ты ревнуешь! — вставила Клодия насмешливо, испугавшись внезапно нахлынувших воспоминаний. Сознание того, что он тоже все помнит, делало их намного горше. Но его воспоминания были несколько иными. Она помнила длинные, благоуханные, летние ночи, наполненные любовью. Для него эти ночи были знаменательны своим здоровым сексом, приправленным надеждой сделаться мужем наследницы богатого поместья.

— Клодия, я говорил уже, что нам совсем не обязательно превращать каждую нашу встречу наедине в баталию.

Адам отпустил ее, и в его голосе послышалась усталость. Клодия не шелохнулась, на нее нашло внезапное оцепенение. Он прав — жизнь и вовсе сделается невыносимой, если каждый раз, разговаривая с глазу на глаз, они станут вцепляться друг другу в горло. Сказав же ему правду, она ничего не потеряет, напротив — отведет душу, выскажет все, что накопилось. И может быть, они сумеют сделать первые осторожные шаги к некоторому взаимопониманию, смогут преодолеть враждебность.

— Прежде чем принять предложение Тони, я предупредила, что не люблю его, — начала она. — Он, кажется, понял меня. Тогда он мне нравился, я даже уважала его и была благодарна ему за заботу. Я оказалась бесхарактерной идиоткой, — уныло признала она. — И еще я была слишком напугана… разными обстоятельствами, главным образом, болезнью отца, чтобы обойтись без всякой поддержки. Тони предложил спать в разных комнатах, поскольку у него был беспокойный сон, а я, в моем положении, нуждалась в отдыхе. Ничего не изменилось и после рождения Рози. Но одну попытку стать полноправным супругом он все же сделал… — Клодия густо покраснела, с острым стыдом вспоминая упомянутый эпизод. — Из этого ничего не вышло. Он раньше предупреждал меня, что не может иметь детей, и я считала, что он страдает импотенцией. В тот раз я мало чем отличалась от деревянной колоды.