Книга Первое дело Мегрэ - Жорж Сименон

Мегрэ не пожелал протянуть ему спасательный круг.

– Ах да, вспомнил. По-видимому, в ту ночь он явился к Жандро с неблаговидной целью.

– Почему вы так думаете?

– Тот факт, что его сопровождал Дедэ, который остался на улице и даже не выключил мотор своего автомобиля, достаточно показателен.

– Между тем в доме его ждали.

– Откуда вам это известно?

– А как вы считаете, пустили бы его в противном случае в комнату к молодой девушке? И почему Луи в такой поздний час был при полном параде?

– Допустим, его ждали, но ведь это еще не доказывает, что он был желанным гостем. Может быть, он действительно предупредил о своем приходе.

– Не забывайте, что все произошло рядом со спальней.

– Пусть так! Я даже готов допустить, что Лиз поощряла его ухаживания. Не нам с вами ее судить. Вот как… – Возможно, между ними что-то и было. Так или иначе, он оставался носителем имени д'Ансеваль и его прадеды были хозяевами замка, купленного старым Бальтазаром, одним из их крестьян.

– На внучку коробейника это, конечно, могло произвести впечатление.

– А почему бы и нет? Но ведь могло быть и другое: узнав об образе жизни, который он ведет, у нее могло появиться желание спасти его. Не правда ли, вполне правдоподобная версия?

Почему Мегрэ вдруг пришел в ярость? У него было такое впечатление, будто ему хотят представить все собранные им сведения в кривом зеркале. Ему не нравился и вкрадчивый тон комиссара, который словно заучивал с ним урок.

– Есть еще одно предположение, – тихо произнес он.

– Какое?

– Что мадемуазель Жандро-Бальтазар хотела к своему состоянию прибавить еще и титул. Очень приятно быть владелицей замка д'Ансеваль. Но, может быть, она чувствовала себя там самозванкой? Я тоже провел детство в замке, где мой отец был лишь управляющим. Помню, как унижались богатые выскочки, чтобы добиться приглашения на охоту.

– Вы полагаете, что она хотела выйти замуж…

– За Боба д'Ансеваля. А почему бы и нет?

– Не буду обсуждать этот вопрос, но такое предположение кажется мне более чем смелым.

– Таково мнение ее горничной.

– Вы допрашивали горничную, несмотря на… У него чуть было не вырвалось: «…мои советы». А это должно было означать: «Несмотря на мои распоряжения!»

Но он промолчал, и Мегрэ продолжал:

– Я даже, так сказать, похитил ее. Она в двух шагах отсюда.

– Она вам что-нибудь рассказывала?

– Ничего определенного она не знает, кроме одного, – что мадемуазель Жандро вбила себе в голову мысль стать графиней.

Ле Брэ нетерпеливо махнул рукой. По-видимому, ему было очень неприятно, что кому-то из его круга приходилось отказывать в уважении.

– Допустим. Но это ведь ничего не меняет в ходе событий. Согласитесь, что Боб мог вести себя, как хам.

– Мы не знаем, что происходило в комнате. Нам известно только одно: кто-то стрелял…

– Однако мы приходим к одному и тому же выводу. Человек ведет себя, ну, скажем… вызывающе. Брат девушки находится в доме… так же как и старый слуга Луи. Девушка зовет на помощь. Один из мужчин слышит крик, стремительно взбегает наверх и в порыве справедливого гнева хватает револьвер, который, как вы сами говорите, лежит на ночном столике.

Казалось, Мегрэ готов согласиться с предположениями своего комиссара. Но, сделав еще одну затяжку из своей трубки, лучшей из всех, какие ему когда-либо приходилось курить, он неторопливо возразил:

– Как бы вы поступили на месте этого человека? Представьте себе, что вы еще держите в руках дымящийся револьвер, как любят писать в газетах. На полу лежит убитый или тяжелораненый человек.

– Если принять гипотезу, что на полу лежит раненый, я бы вызвал врача.

– Этого никто не сделал.

– И отсюда вы выводите заключение, что человек был мертв?

Мегрэ продолжал спокойно развивать свою мысль, словно шел по ее следам.

– И вот раздается стук во входную дверь. Это стучит прохожий, услыхавший крики о помощи.

– Допустите на минуту, мой милый Мегрэ, что не очень-то приятно посвящать в свои дела первого встречного.

– На лестничной клетке слышен крик: «Живее, Луи!» Что это означает, по-вашему?

Мегрэ едва отдавал себе отчет в том, что разговором завладел он, что они – он и его начальник – поменялись ролями и что положение последнего становится все более затруднительным.

– Человек мог быть еще в агонии. А может быть, у Лиз был нервный припадок? Не знаю. Полагаю, что в подобных случаях человек теряет самообладание. Но Луи вышвырнул непрошеного гостя на улицу, заехав ему кулаком по физиономии, – продолжал Мегрэ.

– Он поступил не очень-то благородно.

– По-видимому, они не растерялись и сразу сообразили, что тип, которого дворецкий отдубасил, побежит в полицию. Последняя не замедлит явиться к ним за объяснениями.

– Что вы и сделали.

– В их распоряжении имелось некоторое время. Они могли бы сами позвонить в полицию: «Произошло то-то и то-то. Это не преступление, а несчастный случай. Мы вынуждены были защищаться от громилы, угрожавшего нам». Полагаю, что вы действовали бы именно так, господин комиссар.

Как изменилась ситуация от того, что он был здесь, в своей комнате, в своей постели, а не в комиссариате! За обитой дверью кабинета комиссара он не осмелился бы сказать и сотой доли того, что высказал здесь. У него разламывалась голова от боли, но какое это имело значение! Госпожа Мегрэ там, в кухне, должно быть, пришла в ужас, слушая, с какой уверенностью он говорит. Он даже наступал.

– Тем не менее, господин комиссар, именно этого они не сделали. А сделали они вот что. Перенесли куда-то труп или раненого. По-видимому, в одну из комнат, что над конюшнями, – единственное помещение, которое они мне не показали.

– Это только ваше предположение.

– Основанное на том факте, что, когда я пришел, тела в доме уже не было.

– А что, если Боб ушел сам?

– Тогда у его друга Дедэ не было бы вчера пятидесяти тысяч франков в кармане, и, самое главное, он бы не пытался уехать в Бельгию в обществе Люсиль.

– Возможно, вы и правы.

– Следовательно, милейшие обитатели особняка на улице Шапталь имели в своем распоряжении приблизительно полчаса. Этого им хватило, чтобы все привести в порядок, расставить вещи по местам, устранить все следы преступления. И их осенила почти гениальная мысль: лучший способ свести на нет показания флейтиста – заставить поверить, что его рассказ лишь галлюцинации пьянчуги, и доказать, что в комнате, на которую он указывал, никого нет. Это давало еще одно преимущество. Возможно, у Лиз Жандро, при всем при том, как говорят, разыгрались нервы. Показать ее лежащей в постели и якобы спящей? Представить ее мне и утверждать, что она ничего не слышала? И то и другое было одинаково рискованным. Ее затолкнули в комнату служанки, которая, к счастью, в ту ночь была в отъезде. Разве какой-то там жалкий полицейский разберется в таких тонкостях? Достаточно будет сказать, что она отсутствует, что она в своем замке в Ньевре. Ничего не слыхали! Ничего не видали! Выстрел? Где? Когда? Люди, которые ночью шатаются по улицам, частенько не очень-то отдают себе отчет в происходящем. А утром кто посмеет в чем-нибудь обвинить Жандро-Бальтазаров?