Книга Ментальная карта и национальный миф - Виталий Владимирович Аверьянов

Многие не личные имена могут приобретать форму ласкательную, уменьшительную, увеличительную, уничижительную, например: дом – домик, домище, домина, домишко. Уменьшительно-ласкательные имена могут быть образованы весьма различными способами, например: головка, головушка, камешек, кораблик, кружок, чемоданчик, волосок, волосочек. Не только от существительных, и от других частей речи существуют ласкательно-уменьшительные формы, например прилагательные: хиленький, рад – радешенек, наречия: рядышком, прямехонько».

Творец умиляется, глядя на свое творение; русские умиляются, глядя и на Его творение, и на творение своих рук. В этом своеобразие русского понимания красоты и восприятия образа божия как светоносного (приветствие «Радость моя» преподобного Серафима Саровского).

Стремясь к бесконечному, русский человек боится определений; отсюда, по мнению Карсавина, «гениальная перевоплощаемость русских». Пластичность, артистизм, восприимчивость русской ментальности демонстрируются в самых разных сферах. К примеру, русская языковая культура настроена на точное сохранение звучания заимствованных слов.

Широко известны русская общительность, душевность, которые окрасили в свои тона советскую коммунальную культуру, сделав «общение» едва ли не религиозным идеалом в условиях атеизма. Однако русское общение не простой феномен. Социолог и философ Валентина Чеснокова в своей работе «О русском национальном характере» применяет к русской ментальности такую категорию, как доминанта «диффузного общения» (термин Т. Парсонса). Это означает, что человек, реализующий личностное общение, отбирает себе друзей и знакомых не с точки зрения того, какие цели с ними удобно и интересно осуществлять, а по некоторым глобальным признакам, характеризующим их как личности и позволящим установить очень тесную, устойчивую связь[34]. Русские душевность и общительность в глазах западных народов предстают как склонность к панибратскому, бесцеремонному обращению с чужими людьми. При этом русским западные люди кажутся слишком холодными, отчужденными даже по отношению к своим близким.

2. Блаженные, юродивые, «дураки»

Отдельно остановимся на таком архетипическом узле русской ментальности, как особое отношение к блаженным, юродивым, сказочным «дуракам» – чаще всего выступающим в качестве выразителей в предельно концентрированном виде других русских ментальных архетипов. Юродство блаженных во Христе – самоотвержение в духе, иногда принимающее крайние формы, как то: имитация бесоодержимости и безумия ради высшей правды. Блаженный – несет на себе личину «простоты». Как правило, это священно-безумный скандалист. Отстойная, «лузерная» внешность его, предельная аскеза не мешает тому, что юрод имеет невероятный авторитете в народе.

Юрод воплощает в себе метафизический максимализм, реализуемый не в каких-то аспектах духовной и умственной жизни, а в повседневности, в ежечасности и ежеминутности. Юродивый (блаженный, дурачок, «пахаб») всячески оскорбляет «общественный вкус», вернее культурно-политическое статус-кво. Юрод – это метафизический судия мира, начисто лишенный человекоугодничества. Он позволяет себе издевательство над бездарным и пошленьким, еле-тепленьким, обывательским миром. Такое право и такую предельную внутреннюю свободу блаженный покупает, жертвуя собственным благополучием.

Здесь необходимо подчеркнуть, что помимо юродивых Христа ради (чин православной святости)[35] к феномену юродства также следует отнести и «юродствующих», то есть не претендующих на святость людей, но исповедующих при этом в своей жизни и активно использующих приемы и модели юродственного поведения. Если святых-юродивых в русской истории было не более сотни (а канонизированных Церковью еще меньше), то юродствующих на Руси всегда были десятки и десятки тысяч, а некоторый элемент юродства (соответствующей игры, эпатажа, саботажа и т. д.) в своем поведении несет в себе едва ли не каждый русский. Это связано с тем, что архетип юродства вызывает в русской ментальности глубинный отклик.

По мнению профессора Калитина, многие государственные деятели России, а также выдающиеся деятели русской культуры и общественной жизни в высокой мере исповедовали архетипы юродства. К таковым Калитин относит, в частности, Ивана Грозного, Петра Великого, отчасти Павла I, позднего Александра I («Федора Кузьмича»), а также протопопа Аввакума, М.В. Ломоносова, А.В. Суворова, А.А. Григорьева, Л.Н. Толстого, А.А. Блока, Андрея Белого, А.Ф. Лосева, Н.И. Лобачевского, М.П. Мусоргского, Д.И. Менделеева, М.И. Цветаеву, С.А. Есенина, А.Т. Твардовского, Ю.А. Гагарина, В.С. Высоцкого, рок-музыканта Александра Башлачёва и многих других[36].

Было ли свойственно юродство русичам-славянам до принятия христианства? Некоторые отголоски этого мы находим в памятниках раннего Средневековья: Приск Панийский в своей «Истории» (начало V века) описывает скифского шута на пиру Атиллы, чем-то напоминающего юродивых. Сам факт появления в Древней Руси столь зрелых произведений с элементами юродства, как «Моление Даниила Заточника», говорит за то, что христианское юродство легло на тучную почву. Об этом же свидетельствует и мощная скоморошеская традиция Древней Руси. Некоторые аналоги юродству мы можем найти у ветхозаветных пророков (Исайи, Иеремии, Иезекеииля) и у суфийских маламати (орден достойных поношения) в исламской культуре[37]. Приводятся и другие параллели, в частности с буддистскими «священными безумцами»[38]. Но это все же не юродивые, а некоторые их подобия в других культурах. Чисто статистический анализ и культурологические исследования показывают, что именно на Руси расцвел и тип святости юродивых во Христе (в Византии их оказалось не слишком много), и тип «юродствующих» среди мирян. На Западе этот тип святости не прижился, лишь некоторые его элементы проникли в католическую культуру. Русские же во многих отношениях уподобились своему Юродивому Богу.

Уважение к юродивым во Христе (таким как Никола Псковский, Василий Блаженный, Ивашка Большой Колпак, Ксения Петербуржская) строилось и на их абсолютном бесстрашии – только юрод мог протянуть Ивану Грозному, перед которым все трепетали, кусок мяса и на царский ответ: «Я в пост мяса не ем!» – парировать: «А кровь человеческую пьешь!» Но уважение строилось и на их прозорливости, и на способности к духовной меметике. Юродивый часто конструировал свой сигнал по принципу перевернутого знака: так, Василий Блаженный целовал углы изб, где жили порочные люди, и кидал камнями в избы, где жили праведники. (Объяснение этой загадки: у первых ангелы-хранители не могли находиться внутри дома и были вынуждены плакать о грешниках, сидя снаружи; а у вторых ангелы жили внутри, а снаружи «плакали» бесы, которые не могли войти внутрь; в бесов-то и кидал камнями блаженный.)

В юродстве фокус дурной и доброй славы смещен. Для юродивого характерны и хулиганство, и провокация. Но вместе с тем ему свойственно обостренное восприятие совести, обостренное восприятие святыни. Можно сказать, что юродивые – это виртуозы в сфере духовного преображения «массовой информации».

Самой трудной страстью, с которой приходится бороться человеку, является гордость. Отвергая здравый смысл и ежедневно терпя поношения, юродивые Христа ради этим подсекали гордость в самом ее корне. Юродство – это система поведения по принципу антигордыни – когда внешнее самоуничижение повернуто вовне как защитный духовный слой. Внутри же у юродивого духовное созерцание, внутри молитвенные состояния, а снаружи позор, нагота, смиренный облик, готовность принять поношение.

Юродственная прививка оказалась крайне