Книга Ментальная карта и национальный миф - Виталий Владимирович Аверьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отсюда склонность к парадоксам. Русская ментальность прозревает высшую надлогическую логику, антиномическую природу вещей. Русские открыли неэвклидову геометрию – Н. Лобачевский: где параллельные прямые могут пересекаться. Они же открыли неаристотелевскую логику – Н. Васильев, давший формулу: А одновременно = и ≠ А; один и тот же предмет «есть и не есть зараз».
1.5. Русская свобода
По Достоевскому «страшно-свободен русский человек». Эту черту внутренней свободы отмечал и Пушкин в отношении крепостного крестьянина. И даже Чаадаев этого не отрицал.
Свободолюбие, вольнолюбие русских часто выражалось во взрывных формах. Но в конечном счете в фольклоре, в пословицах мы видим сбалансированную позицию народной мудрости – понимание двойственности свободы: как высокой ценности и одновременно как опасности, связанной со своеволием. О последней говорят пословицы:
«Своя воля страшнее неволи». – «Воля заведет в неволю». – «Волю неволя учит». – «Воля и добрую жену (и доброго мужика) портит». – «Воля портит, а неволя учит».
Русский человек стонет от «неволи», проклинает ее. Но «воля» опаснее, потому что она снимает барьеры для своеволия и может вести душу к погибели. Отсюда еще одна поговорка: «Вольному воля, а спасенному – рай!»
Есть свобода от: А пропади все пропадом! Гори оно ясным огнем! Но есть и свобода для: в том числе жертва благополучием и даже жизнью, за други своя, за общее дело. Из переживания свободы рождается наш героизм, гениальность и святость, но и их антиподы: бунт, разбой, хулиганская удаль.
Лучшие творения русского гения созданы в эпохи жестких авторитарных режимов. Вольница демобилизует, расслабляет русского человека, в нем спадает внутреннее напряжение, необходимое для творчества. Еще одно следствие анархии и своеволия – атомизация русских. Это стало заметно, в частности, с отменой крепостного права и началом распада общины. При ослаблении общины бабы были инициаторами раздела большой семьи, большого двора на малые, атомизации крестьян (об этом писал в «Письмах из деревни» А. Энгельгардт). За атомизацией следовала деградация высших русских архетипов: «обабивание» мужчин, «мускулинизация» женщин, усреднение и энтропия. В этом пункте мы незаметно перешли к следующему узлу архетипов.
1.6. Соборный персонализм (идеал единства суверенных лиц)
Тайна русской свободы в том, что в ней заключена связь между человеком и его ближним окружением (кругом своих – родни, общины, малой родины). За этот древний смысл отвечает в русском языке семантическое гнездо «свой – свобода – собор – собрание – особа – свойствó – сам и т. д.»[31]
Русский ценит личность, ее свободу, ее самостоятельность. Но это скорее персонализм, а не индивидуализм, потому что в личной свободе русский чувствует не «отдельность» от других, но отблеск и подобие Бога как Высшей Личности – это подобие проявляется в каждом человеке. На этом зиждется и абсолютная уникальность личности, потому что Бог выказывается в каждом по-разному. Разнообразие личностей бесконечно. И в то же время на очень большой глубине личности сходятся (в философии это называется «консубстанциальность»). Парадоксально, но эта невероятная глубина, недоступная для нас в земной жизни, манифестируется и символически воплощается в явлениях соборности, например в таких, как хоровое пение.
Русский человек стремится создать формы кооперации личностей, которые бы не ущемляли его персональную свободу. Самым широким выражением такой кооперации представляется «соборность». Поэтому данный узел архетипов предлагается называть «соборным персонализмом». В русских пословицах можно часто встретить высокую оценку соборного, общинного, артельного начала:
– «Собором и черта поборешь». – «Артелью города берут». – «В согласном стаде волк не страшен». – «Миром всякое дело решишь». – «Где у мира рука, там моя голова». – «Один горюет, а артель воюет».
Католический кардинал Томас Шпидлик, посвятивший многие годы изучению русского менталитета, пришел к выводу, что в русской культуре утвердился такой идеал общности, в котором нет противоречия между личностью и обществом, между свободой и единством. Чтобы соучастие в жизни общества не принижало достоинства человека и его свободы, необходимо, чтобы основой общей жизни было доверие между личностями. Религиозные, воинские, творческие объединения в России несут в себе устремленность к реализации этого идеала. Однако даже в монастырях такой идеал недостижим без духовного авторитета – арбитра между свободной личностью и собором. Так возникает институт старчества. К идеалу же соборности приближаются лишь некоторые малые группы и только при поддержке признанного духовного авторитета.
Соборность обнаружила себя в таких явлениях, как фундаментальный для российской государственности архетип «симфонии властей»; крестьянская община («мир», «обчество») и традиционная русская артель. В них был реализован принцип единства согласованности и импровизации (мгновенное образование команд в русской армии во время решения сверхсложных боевых задач; феноменальный успех русских в синхронном плавании и др.). Вопреки расхожим предрассудкам, русским не свойствен голый коллективизм, стадность, уравнительность – соборный и кооперативный дух, «артельный дух» строится на доверии, взаимопонимании, братстве, соединении не всех и вся, а избирательном соединении уникальных и достойных лиц, проверенных в общем деле, в общей судьбе[32]. Отсюда и русское товарищество, о котором сказал устами Тараса Бульбы Гоголь: «Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей!»
Этот же принцип воплощается и в требовании справедливости, правды не только внутри собственного народа, но и в отношениях с соседями, другими племенами, другими культурами. Здесь разгадка секрета так называемого «иоанновского духа» России, секрета овладения большими пространствами и гармонизации различных народов. Россия была империей, которая утверждала свою метафизическую правду не как частность («наша правда» против «вашей правды»), а в качестве универсалии (вселенская правда России как мировой гармонии, как модели такой гармонии под эгидой «Белого царя»). В эпоху интернационализма этот идеал в теории был искажен, однако на практике он продолжил свое развитие и привел к формированию своеобразной доктрины «дружбы народов», «братских народов», не сводящейся к казенным лозунгам, но дававшей конкретные плоды. Это было возможно именно благодаря специально устроенному ментальному типу русского человека[33].
1.7. Другие ментальные узлы (умиление, артистизм, душевность, общительность)
К русским архетипам следует отнести также нежность, ценностное, умилительное отношение к вещам и миру. Это подтверждается обилием уменьшительно-ласкательных форм в языке. Николай Лосский пишет: «Уменьшительные имена, выражающие чувство нежности, особенно распространены и разнообразны. Велико богатство их для личных имен: Иван, Ваня, Ванечка, Ванюша; Мария, Маня, Маша, Манечка, Машенька, Машутка.
