Книга Янтарный призрак - Андрей Иванович Горляк

же деле там погибла мебель графини Кайзерлинг, но для правдоподобности пришлось пожертвовать флорентийской мозаикой в янтарных рамах. А сами рамы остались в целости и сохранности. И русские поверили Роде, и комиссия в своем заключении признала, что Янтарный кабинет погиб во время пожара в королевском замке. Правда, потом они спохватились и стали искать Роде, но было уже поздно, он исчез. Спустя некоторое время в Советском Союзе была создана другая комиссия по поиску Янтарной комнаты, она работала с 1967 по 1984 год. Но все безуспешно. И сейчас они пытаются воссоздать кабинет, но при их нынешнем развале экономики это немыслимо. Десятки лет я пытался отыскать этого Роде. По официальной версии, он умер в декабре сорок пятого в Кенигсберге. В других источниках утверждается, что он покончил с собой. А на деле он изменил фамилию и сумел покинуть Восточную Пруссию, перебравшись в Германию. И совсем недавно я вышел на человека, который знал Роде и которому он оставил свои секретные бумаги. В них было все! От описи содержимого ящиков до схемы катакомб с указанием места хранения деталей комнаты. Я фактически сформировал команду, подготовил все для отправки ее в Россию, но проклятая болезнь и старость!

Костлявые пальцы старика сжались от бессильной злобы в кулаки.

– Отец, – тихо произнес Густав и положил свои ладони на руки отца.

– Прости, сын, – извинился Альберт Штютер. – Это минутная слабость. Прости. Я уже никогда не смогу достичь своей заветной мечты – собрать воедино разрозненные части Янтарной комнаты. Это предстоит сделать тебе, Густав. Поэтому я рад, что ты успел приехать сюда, пока я дышу и в состоянии стройно излагать мысли. Конечно, я оставил тебе бумаги, где обо всём этом написал, но хотелось, чтобы ты услышал это всё из моих уст. Поклянись мне, сын, что ты выполнишь мою последнюю волю и привезешь в Баварию те ящики.

– Но, отец… – Густав попытался что-то возразить, однако старик оборвал его:

– Воля умирающего священна! – напомнил он прописную истину. – И нарушить ее – величайших грех. Я никогда не вмешивался в твою жизнь и не навязывал тебе свои идеи. Я с пониманием отнесся к твоему выбору работать на концерн „БМВ“, несмотря на то что я владею собственным заводом. Я не упрекаю тебя ни в чем. Но я хочу, чтобы ты выполнил то, что я тебя прошу, – добыл недостающую часть Янтарной комнаты.

Сын, нахмурившись, молчал. Ему вовсе не хотелось ввязываться в сомнительную авантюру, на которую толкал его отец. Бросить любимую работу и отправиться на поиски драгоценностей… Подобный сценарий приключенческого фильма не укладывался у него в голове.

Больной угадал его мысли.

– Посади меня в кресло-каталку, – почти приказал он.

– Тебе надо лежать.

– Позволь мне решать самому, что мне надо! – властно отрезал старик. – А теперь иди и отпусти прислугу.

Когда Густав вернулся, выполнив поручение отца, тот скомандовал:

– Вези меня в подвал!

Спустившись в лифте на первый этаж здания, сын выкатил дряхлого отца в обширное помещение со слабым дежурным освещением, не позволяющим разглядеть убранство комнаты.

– Оставь меня здесь, а сам иди в центр, – велел Штютер-старший.

Густав открыл было рот, чтобы спросить „зачем?“, но передумал и осторожным шагом двинулся вперед, боясь наступить или натолкнуться на какой-нибудь предмет, который можно было и не заметить в полумраке.

– Достаточно, – послышалось за спиной.

Управляющий одного из отделений „БМВ“ остановился и обернулся. В эту минуту щелкнул выключатель, и Густав зажмурился от яркого света и инстинктивно закрылся рукой. Когда же он опустил руку, он изменился в лице.

Пораженный увиденным, Густав Штютер, сорокавосьмилетний сотрудник автомобильного гиганта Баварии, представительный мужчина „нордической“ внешности, растерянно повел по сторонам головой и, смешно согнув ноги в коленях, бочком-бочком подобрался к отцу.

– Это, это… – дергая кадыком вверх-вниз и запинаясь, начал он, обводя помещение выброшенной вперед, словно указка, рукой. – Это…

– Да. Это Янтарная комната. – Лицо старика озарилось торжествующей демонической улыбкой, от которой Густаву стало жутко. Отпрянув назад, он почти до хруста в шейных позвонках повернул голову и еще раз ощупал стены подвала. Они были облицованы плитами от светло-желтого до темно-коричневого цвета, разделенными на двенадцать панно с мозаикой и с зеркальными картушами. Играющие хрусталём вертикальные пилястры дробили свет мощных электрических лампочек, заменивших свечи в настенных канделябрах, разбрасывая мириады иллюминационных брызг на рельефные и барочные завитки, точеные тюльпаны и розы, сюжетные барельефы и медальоны. Янтарь всевозможных оттенков завораживал взор. Совершенные формы изумительных украшений манили к себе, преломляя и отражая искусственный свет. Казалось, скупое обычно балтийское солнце вдруг расщедрилось и подарило сгусток своих лучей. На некоторых панно виднелись вензеля Фридриха Первого и Екатерины Второй. А наверху красовался во всем своем великолепии плафон, на котором изображалась Минерва, уводящая мальчика, облаченного в испанский костюм, от окруженной амурами Венеры.

– Это „Триумф Мудрости над Сладострастием“, – пояснил сыну отец, подняв глаза к потолку. – Какая выразительность!

– Да, да, – затряс лихорадочно головой Густав. – Божественно.

– Но здесь собрано только две трети. Недостающие фрагменты композиции выполнены из искусственной смолы – бакелита. На первый взгляд это не заметно. Это сделано для придания композиции целостности ансамбля. Но никакие дубликаты не в состоянии заменить оригинал!

– Конечно, отец, – согласился сын. – Но как тебе удалось все это восстановить?

– С помощью польских мастеров. У них сохранилась неплохая школа резчиков по янтарю. А про мое хранилище они не проболтаются, они умеют держать язык за зубами. Только пол здесь выложен кафелем. Паркет из цветных пород дерева я не стал восстанавливать. А теперь помоги мне, подкати коляску вот туда. – И Альберт Матеус Штютер ткнул пальцем в одну из панелей.

Сын подвез отца к указанной им плите.

– Это мое последнее приобретение, – он поднял палец вверх. – Просмотрев предварительные списки аукциона „Кристиз“ зимой девяносто четвертого года, я обнаружил в них лот, который обозначался как „портрет римского воина“, выполненный из янтаря. Я направил в Лондон специально нанятого мной человека, и он купил там эту вещичку. Когда же он вручил ее мне, я сразу понял, что абсолютно прав: это был подлинный фрагмент декора. Но я боюсь одного: неужели кто-то добрался до тех ящиков? Если „да“, то дело почти всей моей жизни так и останется незавершенным.

– Отец, а почему ты не отдал Янтарную комнату какому-нибудь музею?

– Думал я и об этом, – поделился воспоминаниями Штютер-старший. – Но выяснилось вот что. После того как числящаяся до сих пор пропавшей без вести эта реликвия обнаружится, ее передадут русским, этим варварам, которые ее недостойны и которые теперь кичатся ворованным „Золотом Трои“, украденным у