Книга Янтарный призрак - Андрей Иванович Горляк

мяса и костей, названная после рождения Игорем, из-под которой сочились струйки крови. Рядом валялся пистолет, мрачно отбрасывая скудные блики лучей шестидесятиваттной лампочки со своей вороненой стали. Глушитель на его стволе, словно указательный палец чьей-то отрубленной кисти, тыкал в бездыханное тело с безапелляционным утверждением своей силы и правоты. Ноздри раздражал запах, который участник Великой Отечественной войны почти забыл: запах пороха, тянущийся струйкой в распахнутую настежь дверь.

Опустив стул, Грызунов обтер рукавом рубахи мокрое от пота лицо, крадучись вдоль стеночки и высоко поднимая ноги, дабы не запачкаться в темно-красной жидкости, пробрался мимо трупа и выскользнул из опостылевшей обители, унося свое дряхлое тело в ночь на предельной для старческого возраста скорости.

Глава десятая. Отец и сын

Густав Штютер тупо смотрел в гроб. Там, утопая в белизне лоснящегося атласа, лежал его отец Альберт Матеус Штютер – почетный бюргер Ландсхута, владелец завода по производству масляных и воздушных фильтров для автомобилей. Путь этого, почившего на восемьдесят седьмом году жизни, человека состоял из взлетов и падений. Веселое студенчество, увлечение идеями социал-демократии, восторженное почитание Гитлера, служение отечеству, бои за процветание и могущество „третьего рейха“, Восточный фронт, горькое разочарование поражения, мучительные поиски своего места в послевоенной Германии. Но все постепенно пришло в норму. Он удачно женился, взяв невесту с прекрасным приданым, в котором энное количество нулей не имело ничего общего, несмотря на внешнее сходство, с дырами в его бюджете. Удачный брачный союз принес бывшему офицеру вермахта возможность открыть собственный гешефт, который он намеревался передать в будущем своему наследнику, подаренного ему благоверной.

Мальчик, нареченный родителями Густавом, рос смышленым и сообразительным, радуя своего отца и мать недюжинными, как им казалось, способностями. Сын рос и развивался, проходя все необходимые для уважающего себя немца стадии социальной эволюции. Школа и институт были закончены им с отличием, и, получив профессию инженера, Густав Штютер был принят на работу на головное предприятие „БМВ“, где начал неспешное и упорное продвижение по служебной лестнице. К сорока восьми годам он достиг поста управляющего одного из отделений концерна и, к огорчению отца, вовсе не лелеял мечту взять бразды правления семейного дела в умелые крепкие руки.

Обзаведясь семьей, Густав стал редко посещать родителей. После похорон матери он и вовсе перестал бывать у отца, хотя жил совсем рядом, в соседнем городке. Однако сын истинного арийца не забывал звонить ему и справляться о его здоровье. И вот пришел тот день, когда, подняв телефонную трубку, инженер услышал женский голос, обладательница которого представилась сиделкой герра Альберта Штютера и известила Густава о критическом состоянии старика.

Связавшись со своей секретаршей, управляющий предупредил ее об обстоятельствах, требующих его немедленной отлучки с производства, и попросил перенести все запланированные встречи на более поздний срок. Затем, сев в пятую модель БМВ, выполненную по индивидуальному заказу, он за каких-то двадцать минут домчался по скоростному автобану из Дингольфинга до Ландсхута и, оставив автомобиль перед воротами подземного гаража добротного особняка, вошел в дом и поднялся на второй этаж.

Густав поздоровался с сиделкой, подошел к кровати и нагнулся над обложенным подушками отцом. Повинуясь слабому жесту старческой руки, женщина вышла из комнаты, оставив мужчин наедине.

– Здравствуй, отец, – произнес сын, осторожно опускаясь на край кровати.

– Здравствуй, Густав, – ответил Альберт Штютер скрипучим голосом. – Умираю я…

– Ну-ну. Все обойдется, – успокаивающим тоном сказал Густав.

– Нет. Мой час пробил. Я рад, что ты приехал и застал меня в полном сознании. У меня остается мало времени, и поэтому я хочу, чтобы ты меня внимательно выслушал.

– Тебе не стоит много говорить. Тебе тяжело, – заметил сын.

– Не перебивай, – потребовал больной и поморщился: – Я хочу посвятить тебя в одну тайну. И не думай, что мои слова – это предсмертный бред выжившего из ума маразматика. – Сделав небольшую паузу, он продолжил: – В сорок пятом, когда мы отступали из Восточной Пруссии, группе, в которую входил и я, было поручено вывезти из Кенигсберга Янтарный кабинет, который после его демонтажа в Царскосельском дворце Екатерины Второй экспонировался в Кенигсбергском королевском замке. Перед наступлением русских Янтарная комната вновь была разобрана и упакована в ящики, которые перенесли в орденские залы старой северной части крепости. Когда город стали бомбить англичане, ящики перенесли в подвалы. Затем тайно ночью вывезли за город и упрятали в катакомбах.

– Разве Янтарная комната не погибла во время пожара во дворце?

– Нет, Густав, ее удалось сохранить. Но в Германию из катакомб доставили только две трети. Остальное осталось там, под землей. После окончания войны я поклялся отыскать оставленную в Кенигсберге недостающую часть. Если бы ты мог представить, Густав, чего мне это стоило! – Штютер-старший закрыл на несколько секунд глаза. Его сын терпеливо ждал продолжения рассказа.

Приоткрыв веки, хозяин завода по производству фильтров для автомобилей вновь заговорил:

– Я не знал точно, где находятся невывезенные ящики, я только присутствовал при их погрузке на корабль. Это было опасно – вывозить шедевр морем, и все же „Кунсткомисси- он“ пошла на этот отчаянный шаг. И вот мне было поручено сопроводить груз в Германию. По какой-то непонятной причине, которая так и осталась для меня загадкой, треть ящиков не была извлечена из подземелья и не была доставлена на борт судна. Я знаю только одно: то, что осталось там, было затоплено водой после взятия города русскими. В порту назначения меня никто не встретил – Германию рвали на куски со всех сторон, и было неудивительно, что под натиском Советов и их союзников о моей миссии и драгоценном грузе забыли или сочли ненужным заниматься национальным достоянием в дни германской катастрофы. И тогда я решил спрятать ящики так, чтобы их никто не нашел. И мне это удалось. Я менял несколько раз тайники и в середине семидесятых, когда я уже крепко стоял на ногах и сколотил приличное состояние, я тайно перевез ящики сюда, в Ландсхут, и стал думать, как раздобыть остальную часть. Мне пришлось покопаться во многих архивах, переговорить с ветеранами Восточного фронта, с теми, кто работал в „Кунсткомиссионе“, и даже съездить в Калининград. Да, да Густав! – заметив удивление на лице своего наследника, проскрипел старик. – Я был там. А как я туда попал – это отдельная долгая история. Я посещал Кенигсберг, не афиширую свой вояж. Я искал там Роде, человека, который занимался эвакуацией Янтарного кабинета. О! Это была хитрая бестия. Ему удалось одурачить русских. Он на допросе сказал, что Янтарная комната, упакованная в деревянные ящики, сгорела в Большом Орденском зале Кенигсбергского дворца. На самом