Книга Инвалид детства - Олеся Николаева

Ленюшка сноваиспуганно перекрестился.

— А почемураньше литература была духовная? — не отступался Анатолий, сглатывая отволнения слюну.

— Скажите, апочему у вас такой странный выговор? Это что — диалект какой-то? —поинтересовалась Ирина.

— Чего?

— Откуда выродом?

— Да с-подРостова. В прошлом веке литература была духовная потому...

— А из какогосословия? Из какой среды? Кем были ваши родители?

— Мать —кладовщица на станции, папка пил, а сам я был — шпана подзаборная. Литературабыла духовная, потому что, — почти в отчаянье прокричал он, — писатели веровалив Христа!

— О, я всегдауважала Христа как умного талантливого человека. Он был, безусловно, выдающейсяличностью. К сожалению, Его учение было сильно искажено и вульгаризировано.Впрочем, такова участь любой философской мысли.

— Бесовскаяпеснь! — махнул рукой Анатолий.

— Вот как? —Ирина широко распахнула глаза. — Возможно, я невольно оскорбила кое-какие изваших религиозных чувств, но поверьте, мои претензии относятся вовсе не коХристу, а к тому изложению и толкованию, которому подверглось Его учение. Выведь не станете отрицать, что в библейских сказаниях очень много неувязок,несоответствий и даже противоречий?

Монашексделал попытку возразить, но она предварила его:

— Например,Он проповедовал любовь и свободу, а люди подменили это призывом к покорности ирабству. Он говорил — «возлюби ближнего», а они записали — «враги человеку домашниеего». Впрочем, каждый гений имеет своих посредственных интерпретаторов, которыетолкуют его в меру своей испорченности.

— Вот мама, —Ирина протянула матери большую папку, — здесь наша многолетняя переписка сАлександром. Я бы хотела, чтобы она хранилась у тебя. Если со мной что-нибудьслучится, прошу тебя не передавать это забвенью — там есть уникальные вещи, исо временем ты можешь это опубликовать. Это совершенно сенсационный, ценнейшийматериал. Истинный ценитель искусства будет тебе благодарен.

Она вынуланаугад несколько листков и прочитала. Это были из тех, уже последних, где онбоялся поставить точку:

«Ирина еслиэто не он бродит по квартире шаг глух и тяжел покашливает сморкается ворчитполощет горло если это не он караулит у двери переставляет часы заводитприемник задерживает дыхание мнет в руке шляпу колышет плотную занавеску еслиэто не он конокрад кентавр командор полоний то ведь это она она».

— АДостоевский? — упорно продолжал Анатолий, решив отложить до временибогословские споры. — Мог ли он так старца Амвросия, то бишь Зосиму,изобразить, если бы не верил в Бога?

—Достоевского я не люблю, — отмахнулась она. — Все эти бесконечные истерики,этот надрыв, это разрывание рубашек на груди! Хотя Настасья Филипповна оченьмне импонирует, мне даже иногда кажется, что он с меня ее писал — такоесходство.

— А Пушкин? —настоятельно гнул Анатолий, не желая отступать от намеченного плана: сначалавыявить факты, а потом привести их к общему знаменателю. — Как это у него?«Отцы пустынники и жены непорочны...»

— Ну Пушкин —это просто не мой писатель. Он, конечно, гениальный поэт, но я никогда не моглапонять прелести его Татьяны. Вообще — удивительное дело — стоит художнику взятьсяза какой-то положительный образ, и он получается блеклым и невыразительным, ностоит лишь изобразить какого-то бурного, неистового человека, и он выходитсочно и колоритно. Мой муж любил повторять слова одного философа: «Порокхудожествен, а добродетель пресна!»

— Бесовскаяпеснь, — протянул Анатолий с тоской в голосе.

Он вообщекак-то стал сникать, но все-таки, взяв себя в руки, спросил на всякий случай:

— А наука?Сейчас наука доказала, что без признания бытия Божьего она и двигаться уже неможет.

— А вот мойКолька покойный говорил, что по науке доказано, что нет Бога, — вмешаласьТатьяна. — Так это как — правда или бесовская песнь?

— Ну, знаешь!Я тебе таких шедевров сто штук за минуту напишу, — усмехнулась мама Вика.

Она сиделараспаренная после ванны, лицо ее лоснилось от обильного крема, по ногтямпрохаживалась тщательная пилочка. Время от времени мама Вика растопыривалапальцы и, вытягивая руку, вертела головой, любуясь результатом. Ирина судорожнорылась в папке и морщилась от досады.

— Он мне ужеперед самой смертью написал на какой-то салфетке последнее духовное завещание.Ах, нет, чтобы мне сразу его тогда переписать или запомнить! Там как-то так, —она запрокинула голову и зажмурилась. — Нет, все равно не вспомню! Там он какбы рассказывает мне легенду, будто бы он завел меня в такие чужедальние земли —во владение теней и шорохов, откуда я одна, без него, едва ли выберусь.Единственная возможность мне добраться до живых людей и спастись — это уходитьбез оглядки. Взгляд назад может погубить меня навеки. И вот я иду, иду истараюсь не оборачиваться, а меня окликают сирены, задевают крылами химеры,хватают за руки кентавры, сам Орфей наигрывает мне на лютне, а Харон угрожает поднятымнад головой веслом. Но я должна смотреть только прямо и все время прямо иникуда больше, даже по сторонам...

— Ну и что? —невозмутимо спросила мама Вика, накладывая лак на большой выпуклый ноготь. —Действительно, была такая легенда.

— Ирина, —спросил Лёнюшка, делая жалостливое лицо, — а ты мне фасольки на Филиппов посткупишь?

— О, я бы судовольствием, но завтра мы с Александром уже уезжаем!

Хотя у Сашине было никаких сомнений относительно материнских намерений, с которыми онасюда приехала; хотя он готовился к этому моменту с тех пор, как узнал, чтоИрина добралась благополучно и что она под надежной опекой монаха Леонида; хотяон и захватил отца Анатолия на подмогу, ввиду предстоящего разговора с матерью,— он почему-то, попав сюда и увидев ее благодушное расположение, как-торасслабился, размяк и наивно понадеялся, что все ограничится лишь курьезнымспором по религиозным вопросам.

Ирининозаявление, сделанное в таком непреложном тоне, словно эта тема уже и неподлежит обсуждению, застало его врасплох, и он с тоской посмотрел на своеголитературно подкованного заступника. Отец Анатолий понял этот умоляющий взгляди кинулся на помощь другу:

— А наука! Ачудеса! А исцеления!..

— О, —перебила его Ирина, — я вообще люблю всю эту таинственную подоплеку жизни, этузакулисную ее сторону, всю эту высшую драматургию — сны, гадания, приметы,мистические голоса... Об этом я могла бы бесконечно рассказывать.

— А отецИероним говорил недавно, что сны — от лукавого, а пророческие сны снятся толькоизбранникам Божиим, да и то в особенных случаях, — не выдержал Саша.

— А я и неговорю, что они снятся всем и каждому, — отпарировала Ирина. — Один оченьвысокопоставленный, очень компетентный дух сообщил мне не так давно, что яотмечена Богом и любима Им! — Она краем глаза глянула на поверженногоАлександра.