Книга Отойти в сторону и посмотреть - Татьяна Соломатина

– Ага… – мифичка явно на краткий миг провалилась в недоумение.

Женщинам всегда кажется где-то на подкорке, что они в состоянии понять и приручить любую мужскую экстравагантность. Но когда им сообщают, что некто (обобщающий образ) не добился успеха за ДЕСЯТЬ ЛЕТ!.. Они впадают в лёгкий ступор. А ведь всё так просто! Стоит лишь допустить, что есть мужчины, для которых быть такими, какими они кажутся окружающим, – не позёрство, не способ и не последняя надежда, а что есть НА САМОМ ДЕЛЕ ТАКИЕ…

– Ну что ж. Значит, вечность – это ситуация?.. Согласна.

Серёга хмыкнул. Явно удовлетворённый окончательной реакцией. И покосился на меня. Я в ответ состроила ему «оленячьи» глазки.

– Прав ваш Макс, – продолжила Марина, всё ещё как бы уговаривая себя не задумываться над порою странным поведением некоторых мужчин. – Действительно, ситуация. Ибо только такой подход позволяет отнестись к рассматриваемому вопросу с научной точки зрения. Без примеси экзистенциализма и прочих «измов», что так любят доморощенные философы…

Тут я снова не удержалась.

– А Макс называл время одним из способов… Ведь я могу в рамках нашей беседы использовать понятия времени и вечности как подобные? Или, по крайней мере, как контекстные синонимы?

– Боря, Боря! Как женатый педагог педагогу холостому, скажи мне, это нормально для столь юного возраста? – крикнул Серёга, повернув голову к дому и поставив на стол бокал, из которого только что отпил.

– Яблочко от яблоньки, – послышался довольный голос отца через открытое окно. Он явно прислушивался к нашему разговору, пока готовил на кухне чай.

– А-а… Ну тогда понятно! – подыграл Серёга.

– Поясните, пожалуйста, юная леди, я не совсем поняла, что вы имеете в виду?

– Владимир Максимович говорил, что время – один из способов, с помощью которого универсальное вещество вселенной формирует образы самого себя.

– А ваш Макс, он… чем вообще занимается?

– В рамках обсуждаемой темы он «доморощенный философ», – я была безумно горда и собой, и за Макса. – А вообще он геолог.

– Геолог?

– Мариночка, вы не отвлекайтесь. Методика – наше всё! А за этим столом, – Серёга выразительно кивнул в мою сторону, – что ни собутыльник – так учёный-теоретик, что ни философ – так геолог, что ни шахматист – так космонавт. И наоборот. Им временны́е парадоксы разгадывать – что грецкие орехи щёлкать. Были бы щипцы покрепче. А есть нюансы, не правда ли, Мариночка?

– Нюансы есть везде, где не хватает понимания, – это очевидно… – Кажется, до Марины дошло, что не всякой ролью следует злоупотреблять.

– Ну во-от! – с лёгким оттенком менторства продолжил ворковать Серёга. – И я думаю, что нашей словоохотливой принцессе, нахватавшей плодов с разных деревьев, не помешало бы знать, что с чем едят. То бишь, более подробное объяснение разницы между реляционным и субстанциональным понятиями времени было бы уместным, вы так не думаете, Марина?

– Как я уже говорила, согласно реляционной концепции – в природе нет никакого времени самого по себе, – мифичка с облегчением вернулась на лекторскую стезю. Ибо нет ничего хуже, чем соревноваться в теории с тенью отсутствующего за столом оппонента. – Для правильного понимания необходимо ещё добавить, что время, к которому мы все привыкли, передаваемое по радио или телевидению, по которому мы настраиваем наши будильники и по договорённости считаем эталонным, – оно придумано человеком. Придумано с целью рациональной организации жизни общества. Природа его не знает. Это условное время. Даже можно сказать – социальное. Субстанционалисты же основываются на предположении, что в природе существует некое истинно простое хрональное явление, которое распадается на составляющие: хрональное вещество и его поведение. Подмена реального времени условным и наоборот – причина многих заблуждений в современной науке. Это как раз то, на что намекал Сергей, – самая нелепая ошибка теории относительности, например, заключается в том, что Эйнштейн говорит о переменности хода времени условного, тогда как он вообще не способен изменяться. Отсюда, соответственно, бессмысленны и все остальные выводы этой теории. Но это уже лес дремучий. Попросту говоря, в сознании людей время – это либо сквозная условная сетка, накрывающая всё материальное пространство, либо некое вещество, обладающее невыясненными свойствами.

– Однако некоторые предположения на счёт свойств имеются, – вмешался Серёга. – К примеру, что время – это единственное вещество, способное передать воздействие от одной системы к другой мгновенно.

– Вообще-то говорить о мгновенном распространении взаимодействия с материалистической точки зрения совершенно нелепо. Хотя если принять во внимание предположение Вейника – всё-таки мы добрались и до него – о существовании частиц, не содержащих квантов хронального вещества, то есть как бы одновременно присутствующих и в прошлом, и в настоящем, и в будущем, – то такое допущение со скрипом, но принять можно… Но вообще всё очень запутано. Чтобы разобраться с математическими выкладками, лично мне, в первом приближении, потребуется лет десять. И я как-то склоняюсь…

– Но, Мариночка! Вы же не можете отворачиваться от экспериментальных истоков.

– Экспериментальных?

– Ну разумеется! Вам ведь наверняка известно, что идея хронального вещества родилась внутри строго научного эксперимента, осмысление которого и привело к подобным мыслям и самого экспериментатора, а впоследствии и упомянутого здесь уже не раз Вейника. Идея о том, что время, точнее, хрональное вещество, материально не понарошку, по-релятивистски, а взаправду[12]!

На террасу вышел отец. С большим заварным чайником и несколькими пиалами на подносе.

– Как старший по званию, – начал он, пристраивая поднос на стол, – хочу заметить, что вы, Марина, и в большей части ты, Серёжа, несколько ушли от исходной задачи. Вместо того чтобы осветить проблему… простите, ситуацию… в ярком и прозрачном свете популизма, оказались уже в полушаге от туманной научной дискуссии. Но хочу вам заметить, что юная барышня, вызвавшая своим вопросом столь бурное обсуждение, чем дальше – тем меньше улавливает предмет и…

– Пап, не говори за меня!