Книга Самая лёгкая лодка в мире - Юрий Иосифович Коваль

мне этот привет.

— Только лысые и усатые знают секрет Волны. Они потихоньку подходят к человеку и начинают распространять Волну. У человека сразу боль в сердце. Но знаете, что надо сделать, когда лысые и усатые начинают нагонять Волну?

— Что? — спросил я.

— Отойти, просто отойти в сторону. А потом посмотреть на лысого или усатого и громко сказать: «Я знаю!» Чтоб он понял, что вы знаете про Волну. Или еще есть средство, очень верное.

— Какое? — спросил я.

— А что вы делаете, если обожжетесь? Какое есть народное средство?

— Слюна? — предположил я.

— Умница! Вот именно, слюна! Надо помазать пораженное место слюной! Какая умница! Какое осмысленное, проснувшееся лицо!

Почему-то моя догадливость насчет слюны очень понравилась старухе, и она расхваливала меня, шарила глазами по купе в поисках человека, который тоже мог бы одобрить такую мою смекалку. Но подходящего человека не было. Фотограф-профессионал спал, равнодушный к Волне, слюне и моей сметливости.

— И еще я скажу вам: берегите уши. Лысые и усатые любят действовать через уши.

— Как это?

— Разве вы не слыхали, что уши — вместилище разума?

— Не слыхал.

— Как же так? Ведь все проходит в мозг через уши! Именно уши — вместилище разума.

— Так говорили древние греки, — послышался голос, и капитан-фотограф свесил вниз свою профессиональную бороду.

— Вот это умница! — воскликнула старуха. — Вот умница так умница!

Мудрые слова капитана-фотографа поразили ее, и она восклицала, прихлопывая в ладоши. Фотограф-профессионал одним махом затмил мою догадливость со слюной.

— А как же глаза? — спросил я. — Глаза-то что ж такое?

— Глаза — это источалище разума, — пояснила старуха. — Они разум источают, а уши — вместилище.

— А нос-то небось чихалище? — спросил капитан.

— Нос и глаза сами за себя постоят, — усмехнулась старуха. — А вы берегите уши. Не давайте лысым и усатым шептать на ухо. Волна проникает через уши и убивает мозг. Лысые и усатые хорошо умеют убивать чужой мозг.

— А как быть с бородатыми? — спросил я, намекая на капитана-фотографа. — Бородатые тоже опасны?

— Ну нет, бородатые — совсем другое дело. Именно бородатые чаще всего жертвы усатых. И ваш бородатый друг совершенно не опасен. А вот вы… Вы никогда не носили усов?

Схвативши себя пальцами за подбородок, старуха внимательно глянула мне под нос, и под носом сразу зачесалось, стало неловко.

— Да вроде не носил.

— Вы меня обманываете.

— Не носил я усов, — твердо сказал я, хотя и вспомнил, что однажды действительно отрастил усы, да сбрил их, потому что сделался похож на кота.

— Как же так! — воскликнул капитан-фотограф. — Ведь ты отращивал усы! На кота-то был еще похож!

— Это я так, баловался. И носил их всего две недели.

— За две недели Волну не сделаешь, — сказала старуха. — И все-таки вы опасны. Скажите честно, умеете делать Волну?

— Что вам надо! — сказал я, начиная раздражаться. — Усы я давно сбрил и Волну делать не умею. Отстаньте!

— А по-моему, ты умеешь делать Волну! — сказал балбес-капитан-предатель, шутливо ухмыляясь. Он совершенно не понимал, что старуха «с приветом».

— Настоящую Волну ему не сделать, — сказала колдунья. — А маленькую, незаметную он сделать может. Такая Волна самая противная. Она по-настоящему не убьет, а нервы попортит.

Капитан глупо засмеялся на верхней полке, старуха же без тени улыбки глядела мне под нос.

— Да, бабушка, — смеялся фотограф, — это вы верно сказали. Такая Волна самая противная. Вы хорошо разбираетесь в волнах.

Оторвав от меня свои колдовские очи, старуха глянула на капитана.

— А ты, парень, что-то уж больно развеселился, а ведь едешь и сам не знаешь куда. Не знаешь, куда едешь, не знаешь, что тебя ждет.

— Может, вы нам скажете? — прищурился капитан.

— Сами скоро узнаете! — каркнула старуха, передразнивая капитанский прищур. — Но один из вас домой не вернется.

Я вздрогнул. Все эти глупости, которые толковала колдунья про лысых и усатых, меня особо не взволновали, но когда она стала пророчить гибель одного из членов экспедиции, я рассердился.

— Выйдите отсюда! — сказал я, подымаясь.

— Уехали двое, потом вас будет четверо. А все равно один домой не вернется. Только не знаю кто.

— Выходи, тетка, — сказал я, — а то сейчас Волну сделаю!

— Мало каши ел, — сказала старуха, презрительно подымаясь. Она хлопнула дверью, и капитан-фотограф спрыгнул с верхней полки.

— Гадалка, что ли? — спросил он, натягивая брюки.

Поезд между тем приближался уже к нашей станции. В окно видно было, что на улице дождь. Серые железнодорожные ветлы гнулись под порывами ветра.

Мы сошли с поезда и по хлюпающей, разваленной тракторами дороге отправились к Сиверскому озеру.

Болтовня старухи, ветер и дождь — это было не слишком удачное начало плаванья, и все же счастье испытывал я. До чего надоел город с его бесконечным асфальтом, все эти бессмысленные Клары Курбе и милиционеры-художники.

Под дождем на берегу Сиверского озера мы стали собирать «Одуванчик», и я все вспоминал, кто из моих знакомых лысый, а кто усатый.

Усатых набралось немного, лысых и того меньше. Но мой ближайший друг художник Орлов, как ни крути, был все-таки лысоватый.

Глава II

Дождь в Коровьем заливе

Дождь не переставал. Он то моросил тоскливо, то начинал отчаянно хлестать, то прощально шелестел в кустах, обещая скоро кончиться, но не кончался, а придумывал что-нибудь новое, например падение капель сразу со всех сторон.

Я заметил, что меня дождь старается промочить сильнее, чем капитана. Профессионалу-фотографу удавалось увернуться, он нашел с дождем общий язык, я же ругал дождь на все корки.

Комары летали между каплями дождя и ныли: «Нннннннннн…»

И с комарами капитан-фотограф быстро поладил. Изредка только похлопывал он себя по щеке, укоряя комаров этими ласковыми шлепками.

Берега Сиверского озера заросли черным ольшаником, продираться через который к воде было неприятно. Капитан облазил заросли и нашел заливчик, где можно было спустить «Одуванчик» на воду. Берег здесь был истоптан коровами — тысячи копыт отпечатались в черной и жидкой грязи.

И дно у берега оказалось топким, вязким, илистым. Пока мы спускали лодку, со дна поднялась такая муть, что трудно было разобрать, где вода, где берег. Все вокруг и даже небо над озером казалось беспросветной коровьей жижей.

Я торопился отплыть скорее. Я знал, что, как только мы поплывем, сразу начнется новая жизнь и где-то там, впереди, за дальним берегом, там и комаров меньше, и дождь уже перестал.

Огорчали рюкзаки. Продуктов мы взяли немного, рассчитывая на уху, а все же рюкзаки получились огромными. Они были похожи на двух зеленых свиней с карманами. Рюкзаки сильно подпортили внешний вид «Одуванчика». Стремительная лодка походила теперь на