Книга Женщины его жизни - Звева Казати Модиньяни

На переносном электронном пульте, спрятанном за шелковый пояс смокинга, раздался зуммер, вернувший его к реальности: возможно, человек, которого он ждал, наконец-то прибыл. Изобразив на лице приветливую улыбку для гостей, Омар Акмаль поспешил вернуться в кают-компанию.

Пройдя через салон, он вошел в свой кабинет и с облегчением убедился, что приехал именно тот, кого он ждал.

– Добро пожаловать на борт, – приветствовал он гостя.

– Доброго здоровья, Акмаль, – ответил визитер, проворно и почтительно вскакивая с мягкого кожаного кресла.

Араб нервничал. От известий, привезенных вновь прибывшим, зависело очень многое, слишком многое, может быть, даже весь исход дела.

– Итак, Бартелеми? – Он уселся за громадный письменный стол полукруглой формы, помещавшийся на возвышении, и замер в ожидании. Долгая привычка к самоконтролю помогла ему сохранить спокойствие и улыбку на лице.

Бартелеми был африканцем двухметрового роста, сложенным, как баскетболист. У него была невинная улыбка младенца. Родился он тридцать лет назад в деревушке, затерявшейся в конголезской саванне. Когда он был еще ребенком, его семья бежала на юг и добралась до Наталя, спасаясь от беспорядков, вспыхнувших между заирскими племенами перед приходом к власти Мобуту. Из Наталя он переехал в Бурхвану в поисках работы и сумел устроиться на службу в полиции, где сделал быструю карьеру, став правой рукой Чоо Авабы, помощника президента и наставника маленького Санни Брайана Умпоте, сына Барона и прекрасной принцессы Маари.

Омар сделал ему знак, и африканец вновь занял место в кожаном кресле.

– Итак? – повторил Акмаль и нажал кнопку, включавшую красную лампочку за дверью кабинета: теперь он был уверен, что их никто не побеспокоит.

– В Бурхване, – начал Бартелеми, – ситуация становится критической, мой господин. – Он улыбнулся, зная, что сообщает приятную новость, и сделал паузу, чтобы изучить выражение лица собеседника.

– Что именно происходит? – Акмаль сплел пальцы и навалился животом на стол, весь подавшись вперед.

– Старый князь умирает.

Личный авторитет Асквинды, харизматического лидера Бурхваны, был последней преградой, удерживавшей волну мятежа.

– Сведения верные? – Спрашивать об этом не стоило, ведь Бартелеми докладывал о том, что видел собственными глазами. Сердце негодяя бешено заколотилось: хорошая новость, пришедшая не вовремя, грозила опрокинуть все его планы. – Давай по порядку, – проговорил он озабоченно. – Расскажи все с самого начала.

– Барон, – начал Бартелеми с монотонной напевностью школьника, пересказывающего заученный наизусть урок, – после смерти принцессы Маари бесследно исчез.

– Никто не исчезает бесследно, – бедуин повысил голос, впервые выдавая свое раздражение. – Никто и ничто бесследно не исчезает, если следить хорошенько.

Африканец замолчал, ожидая, пока хозяин успокоится.

– Барон исчез, – продолжал он равнодушным тоном диктора, читающего новости по радио. – Никто не знает, где он. Во дворце его точно нет. Будь он там, Чоо Аваба знал бы это. Его самолет остался в аэропорту. Все его люди в Умпоте.

– Что говорит Чоо Аваба?

Опасно было не знать местонахождения Барона. Акмаль не мог недооценить смелости и предприимчивости противника, который теперь получил преимущество первого хода.

– Чоо Аваба говорит, – объяснил Бартелеми, – что Барон все еще находится в Бурхване.

Мнение первого помощника Асквинды не было для Акмаля сурой Корана. Он еще больше укрепился в подозрении, что исчезнувший Барон представляет для него серьезную опасность.

Борьба велась не на жизнь, а на смерть.

– Бруно Брайан хитер, как араб, – сказал он.

– Но он ни за что не бросил бы своего сына, – возразил африканец.

Этот аргумент показался Акмалю убедительным. Негодяй знал, как Барон привязан к сыну: он вряд ли смог бы уехать, бросив мальчика в столь опасной ситуации.

– Расскажи мне, в каком состоянии Асквинда, – потребовал Акмаль, разрубив воздух взмахом руки.

– Два дня назад прибыли специалисты из парижского госпитала Руасси, – ответил Бартелеми.

– Специалисты-онкологи, верно? – спросил Акмаль с гримасой отвращения. Мысль о раковой опухоли вселяла в него суеверный ужас, он боялся даже говорить вслух об этой болезни.

– Да, – подтвердил африканец, – но, кажется, они ничем не смогли помочь. Диагноз самый неутешительный. После смерти дочери состояние его ухудшилось. Его дни сочтены, а может быть, и часы. Чоо Аваба только и ждет смерти старика, чтобы свалить правительство.

Акмаль взял гаванскую сигару из шкатулки красного дерева, зажег ее, и его лоснящееся лицо окуталось голубоватым облачком дыма.

Он встал и дважды прошелся по кабинету, а затем остановился перед человеком из Бурхваны. Ход болезни зависел только от воли Аллаха, на сей раз, казалось, отвернувшегося от Акмаля.

– Однако последние врачебные сводки позволяли предположить, что он протянет еще некоторое время, – заметил бедуин.

Африканец пожал плечами:

– Его состояние резко ухудшилось после гибели дочери.

– Ах вот как, – такое объяснение показалось Акмалю правдоподобным, однако этого не предусматривало составленное им уравнение. Земля начинала гореть у него под ногами.

Он терпеливо, одну за другой, подбирал детали головоломки, но теперь рисунок готов был сложиться раньше намеченного срока, и это грозило ему катастрофой.

Акмаль тщательно проработал все детали, нейтрализовал Барона, завладел благодаря займам контрольным пакетом акций «Ай-Би-Би», и теперь эти акции неуклонно росли в цене. Обратить их в доллары нужно было с той же осторожностью, с какой они были приобретены; по его расчетам, на это должно было уйти примерно восемь-десять месяцев.

Поскольку государственный переворот в Бурхване мог произойти в самое ближайшее время, а может быть, уже произошел, семь с половиной процентов акций стали для него раскаленной головешкой. Если Асквинда умрет, а власть перейдет в руки мятежников, у него на руках останется семь с половиной процентов от ничего.

Всего этого Бартелеми знать не мог: реакция Акмаля поставила его в тупик.

– Ну что ж, – улыбнулся Акмаль, и африканец понял, что аудиенция окончена. – Я тебе благодарен, – добавил бедуин. – Можешь пойти отдохнуть, ты же, наверное, устал. Завтра я скажу тебе, что передать Чоо Авабе.

Африканец вышел, а Акмаль нажал кнопку на сложном устройстве, напоминавшем распределительный щит электростанции. На нем было множество разноцветных кнопок, каждая служила для вызова одного из самых близких его сотрудников.

Ему ответил женский голос с парижским выговором.

– Франсуаза, – приказал он, – зайди ко мне в кабинет. Немедленно.