Книга Женщины его жизни - Звева Казати Модиньяни

«Надо было бы месяц не разговаривать с этой стервой», – в сердцах подумал он, стыдясь собственной слабости.

Он повернул ручку, и дверь открылась. Комната была совершенно пуста, кровать аккуратно застелена, словно в ней никто не спал. Может быть, Карин спустилась вниз к завтраку, а горничная уже успела прибрать в комнате?

Он спустился по лестнице и вошел в столовую. Кало спокойно доедал свой завтрак.

– Приятного аппетита, – сказал Барон. Спокойствие великана придало ему уверенности. Если бы что-то случилось, Кало бы знал.

Великан с полным ртом промычал «спасибо» в ответ, пока дворецкий подавал завтрак Барону.

– А где все остальные? – спросил Бруно недовольным голосом, решив начать издалека.

– Спят как сурки, – невозмутимо ответил Кало.

Бруно тошнило при одной мысли о еде.

– А где Карин? – спросил он, наливая себе апельсинового сока из хрустального графина.

– Уехала, – ответил Кало по-прежнему невозмутимо, продолжая с аппетитом есть.

– Как уехала? – Он поставил графин на стол с такой силой, что чуть не разбил.

– Уехала, – подтвердил великан. – Часа два назад они уехали вместе с Розалией.

– И ты позволил ей уехать? – вскричал Барон, приходя в бешенство. Судьба Розалии волновала его куда меньше.

– А что, мы уже берем заложников? – с деланным возмущением спросил Кало. – Они мне сказали, что хотят уехать, и я отвез их в аэропорт Пунта-Раизи. Что ж я еще мог поделать?

Бруно единым духом осушил стакан сока.

– Эта чокнутая сама не понимает, на что нарывается! – воскликнул он с тревогой.

– Ты имеешь в виду арабского подонка? – спросил Кало.

– А кого же еще? – он с гневом смотрел на крестного, продолжавшего есть, словно после месячного поста.

– Этой ночью мы ему сервировали такое блюдо, – заметил великан, вытирая рот, – что у него своих дел будет по горло. Кроме того, он не знает, жив ты или мертв, а главное, никто ему не докладывал, что ты сохнешь по этой девице. – Он смахнул с рубашки приставшие крошки. – Никому и никогда в голову не придет, что какая-то женщина может быть так дорога Барону, чтобы стоило брать ее в плен.

Разница между Бруно и Кало состояла в том, что великан, гораздо более сдержанный и хладнокровный, не потерял способности рассуждать.

– Ну почему она решила вдруг уехать? – спрашивал Бруно, обращаясь скорее не к крестному, а к самому себе.

– Ты меня спрашиваешь? – изумился великан. – Уж кому знать, как не тебе, после того как ты с ней обошелся вчера вечером.

– Слушай, не вмешивайся не в свое дело! – вскипел Барон.

– Я только говорю, что думаю.

– Да вы просто сговорились против меня! – Бруно искал ссоры, чтобы выпустить пар.

– Ну, если тебе так жаль, что она уехала, – посоветовал Кало, – что ж, беги догоняй ее.

Спокойствие Кало выводило Бруно из себя.

– Язык у тебя без костей, вот и мелешь чепуху, – бросил он со злостью.

Голубые глаза Кало грозно сверкнули.

– Твоя жена только что умерла, – загремел он могучим басом. – Твой сын остался в стране, где вот-вот случится переворот, тебя самого едва не убили, а ты тут строишь из себя обманутого любовника!

Бруно почувствовал себя пристыженным: в словах Кало была правда. Барон смутился, как напроказивший школьник.

– Женщину не удержать цепями, – продолжал великан уже чуть мягче. – Ты, Бруно, вроде бы и не дурак, но стоит тебе влюбиться, как ты перестаешь соображать. В шестнадцать лет, если помнишь, ты собирался сбежать с тридцатишестилетней.

– Карин ничего не поняла, – упрямо сказал Бруно, наклонив голову.

– Она поняла, что влюблена в тебя, – вновь ожесточился Кало, – в человека, наименее подходящего для порядочной женщины. Она поняла, что единственный способ спастись – это бежать и забыть тебя.

– Найди ее! – приказал Барон. Его стальные глаза сверкали гневом. К нравоучениям Карин добавились нравоучения Кало. Оба они были глухи к состоянию его души, к его чувствам, и эта глухота оскорбляла его.

Кало узнал в яростном порыве Бруно крутой и властный нрав старого барона, его решимость и настойчивость в преследовании своей цели.

– А я и не собирался терять ее из виду, – невозмутимо заметил он.

Бруно вздохнул с облегчением.

– Где она? – Знать, где она, было для него утешением.

– Мы это скоро узнаем, – ответил Кало. – Микеле Фьюмара следит за ней. И последует за ней повсюду.

Барон взглянул на него с благодарностью.

– Отлично, крестный, – улыбнулся он. – Теперь мы можем приняться за работу.

НАЖИВКА

На борту яхты «Сорейя» был устроен большой прием. Плавучий замок Омара Акмаля сверкал огнями под пологом волшебной каприйской ночи. Слышались голоса, музыка, шуршание шелков. Катера сновали между кораблем и причалом острова Капри, перевозя на борт весь Готский альманах[80].

Омар Акмаль, бедуин из племени вахиба, облаченный в безупречный смокинг, сидел один на верхней палубе, глядя на звезды, указывающие путь и судьбу кочевникам и морякам. Среди созвездий Водолея и Стрельца он различал десять звезд Козерога, под которыми родился.

Предсказания звезд были, как никогда, противоречивы, противостояние Марса могло бы отрицательно сказаться на его делах. Звериным инстинктом он ощущал нависшую угрозу. Прошло тринадцать лет с тех пор, как Барон перехватил у него сделку с Бурхваной, и вот теперь он наконец взял реванш, и решающая победа, казалось, была уже близка. Нищий бедуин, ставший звездой первой величины на деловом небосводе, готовился пресечь сверкнувшую ослепительным метеором карьеру сицилийского аристократа.

Виднейшие представители высшего света, красивейшие женщины и солидные мужчины считали за честь принять участие в его царских пирах, а он взирал на них с высоты своего могущества со снисхождением самодержца. Да, он тоже прошел долгий и славный путь, но одно обстоятельство омрачало его торжество: о Бароне ходили легенды, он был всеобщим любимцем, его обаяние считалось неотразимым, золотой ореол избранника судьбы, поцелованного в уста самой Фортуной, окружал его имя, в то время как на Омаре Акмале лежала печать отверженности.

Стремясь завладеть маленьким африканским государством, он все поставил на кон, и теперь, с помощью Аллаха, ему предстояло сорвать банк и получить стопроцентную выгоду, стать богатейшим человеком в мире и низвергнуть в прах надменного Барона. Наемный убийца промахнулся, но такой промах был в пределах допустимых ошибок и не менял контуров генерального плана, выверенного во всех деталях, который должен был привести его к победе, хотя звезды, сверкавшие на черной карте неба, посылали ему неясные и запутанные сообщения.