Книга Страница номер шесть. Член общества, или Голодное время. Грачи улетели - Сергей Носов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот две книги из личной библиотеки Всеволода Ивановича Терентьева; одна – просветительская брошюра, очень небрежно изданная, пособие по садоводству, другая – знаменитая «Кулинария», памятник советской полиграфии пятидесятых годов, едва ли не самая толстая книга, изданная в СССР массовым тиражом (помнится, СССР в тот день еще существовал худо-бедно, официально развалился он позже, через месяца три, в декабре, если не ошибаюсь...). Так вот, на страницах обеих книг можно найти, объяснил нам Скворлыгин, пометы, сделанные рукой Всеволода Ивановича Терентьева. Что до брошюры, то это исправления опечаток, причем вынесенные на поля, – докладчик заверил аудиторию, что он скрупулезно изучил текст брошюры, и, будьте уверены, нет там никаких иных опечаток сверх тех двадцати четырех, исправленных ее, брошюры, владельцем.
– Посмотрите, – говорил профессор Скворлыгин, показывая нам раскрытое на середине пособие (что-то действительно было исправлено), – это ли не аккуратность? Я сильнее скажу, это ли не педантичность, в хорошем смысле, даже еще сильнее: не фанатичность, в хорошем смысле, опять же, не это ли, без чего благоговейность Всеволода Ивановича, с которой он текст читал и чтил – любой, неважно какой! – представить себе проблематично? Это, это! По существу, он выполнил работу корректора. Сам. По внутреннему побуждению. Он даже обратился к словарю, чтобы исправить латинское слово... название... сейчас найду... сорта крыжовника... вот! Насколько я знаю, Всеволод не владел латынью.
Все были поражены.
Но еще больше привлекли внимание маргиналии в кулинарной книге. В конце своей жизни Терентьев, выясняется, находился на бескислотной диете, о чем неоспоримо свидетельствовали записи, оставленные им напротив ряда рецептов. Этакий дневник, после каждой записи дата. Библиофилы стали просить докладчика зачитать, а их было порядком, я ж со своей стороны, чтобы убить время, подсчитывал клеточки на экстравагантном пиджаке сидевшего передо мной библиофила, а потом, вновь отвлеченный бильярдом за стенкой, прислушивался, как и прежде, к щелкающим ударам.
Диетические записи долго еще обсуждались.
– Ну как? – подошел ко мне Долмат Фомич, когда лекция завершилась. Он держал книгу, обернутую черной бумагой, я не сразу догадался, что это моя, которую у меня тогда не приняли в «Букинист». – Вам понравилось выступление? Не правда ли, хорошо? – И, не дожидаясь ответа, весело аттестовал докладчика: – Энциклопедист!
В Дубовой гостиной стоял ровный кулуарный гул. Библиофилы, разбившись на кучки, предавались общению.
Похоже, Долмат Фомич был уязвлен моим равнодушием.
– Удивительный человек, – продолжал он расхваливать докладчика. – Замечательный исследователь. Голова.
Тогда-то я и услышал о палеопатологии. Я узнал, как увлечен ею профессор Скворлыгин и как увлечение палеопатологией этой самой ничуть не мешает профессору Скворлыгину заниматься еще и маргиналистикой.
– Столько знать, столько знать!.. Впрочем, – тут Долмат Фомич хитро прищурился, – у нас все интересные. Неинтересных у нас нет людей. И быть не может. Спасибо вам огромное. Возвращаю вам с благодарностью.
Протянул мне книгу мою.
– Ах да, – вспомнил я, зачем пришел (пряча книжку под мышку). – Вам она пригодилась?
– Еще как! Такая печать великолепная! «Кабинет для изучения массажа»... Круглая. В старой орфографии. И так пропечаталась... Я ведь справки навел. Был действительно Струц. Струц Ганс Федорович, и была у него действительно Школа изучения массажа и лечебной гимнастики, с кабинетом...
– Вот как, – сказал я угрюмо.
– Вашу печать я сфотографировал (ксерокс по ту пору был еще не настоль популярен...) и занес в особый реестр. Вы увидите... Я вам покажу когда-нибудь... Похвастаюсь коллекцией...
Я сказал:
– Долмат Фомич. Боюсь вас разочаровать, мне кажется, вы во мне сильно ошибаетесь. Конечно, спасибо за внимание, но ведь я здесь, честно говоря, с боку припека...
Лицо Долмата Фомича сморщилось, точно он укусил лимон или услышал невероятную пошлость.
– Только честных слов, умоляю, не надо... Сюда, пожалуйста, – отвел меня в сторону. – Я редко ошибаюсь в людях. Вы – наш. Уверяю вас, вы с нами, с нами... Вам не может здесь не понравиться. Почему вам не нравится?
– Мне нравится. Но дело в другом...
– Дело в том, – подхватил Долмат Фомич, – в том, что вы еще не освоились. Понимаю, понимаю. Осваивайтесь, я помогу. Уверяю вас. Вы скоро сами вызовитесь прочитать доклад с этой трибуны.
Никакой трибуны в Дубовой гостиной не было.
– Вы читали Монтескье «Персидские письма»?
– Нет.
– Ничего.
– Долмат Фомич, я далек от всего этого. Я уже давно не читаю книг, уж если вам хочется знать...
– Не хочется, не хочется...
– У меня Достоевский был, тридцать томов...
– Вы нездоровы, Олег Николаевич, вы еще не оправились после болезни. Не хочу вас пугать, вы бледные, исхудавшие, с огоньком в глазах болезненным... я вас первый раз не таким встретил. Не возражайте. Вам надо очень серьезно задуматься о своем здоровье и в первую очередь о питании. А в обиду мы вас никому не дадим, так и знайте!
«Так и знайте» сказано было в сторону дубовой двери, за которой играли в бильярд мои, надо полагать, недоброжелатели.
К нам подошел профессор Скворлыгин.
– Если надо лекарства, могу помочь.
– А? – акнул мне Долмат Фомич, мол, а я что говорил...
– Мне ничего не надо, – я начинал раздражаться. – Большое спасибо.
Подошел другой библиофил и, склонив голову набок, уставился на меня, улыбаясь.
– Олег Николаевич претерпевает финансовые затруднения, – неожиданно сообщил Долмат Фомич. – Он не трудоустроен.
Не успел я и рта открыть, как вновь подошедший радостно вымолвил:
– Это ерунда. Сейчас придумаем.
– У меня на кафедре есть место хранителя фондов, – сказал профессор Скворлыгин.
– А вы не занимались никогда журналистикой? – спросил тот, улыбающийся.
– Нет, Семен Семенович, – ответил за меня Долмат Фомич.
– Это ничего. Мы затеваем газету... библиофильскую... «Общий друг» называется... Почему бы вам не поучаствовать?
– Олег Николаевич, – сказал Долмат Фомич, – незаурядный стилист, я чувствую это на расстоянии.
– В таком случае, что вам ближе? «Библиография», «Новинки», «Наша коллекция», «Колонки для всех»?
– «Колонки для всех», – не моргнув глазом ответил Долмат Фомич.
– Кроссворд?
– Кроссворд? – переспросил Долмат Фомич заинтересованно.
– Какой, к черту, кроссворд? – воскликнул я.
– Тогда «Трактир», кулинарная рубрика.