Книга Мене, текел, фарес.... - Олеся Николаева

Ну и поехалимы с ней по старцам. Были в Лавре у отца Кирилла, были в Псково-Печерскоммонастыре у отца Иоанна Крестьянкина, были в Свято-Троицком монастыре у отцаИгнатия.

И все уверялиее, что Стрельбицкий, в конце концов, по милосердию Божиему примет крещение.

А отецИгнатий так даже и сказал:

— Вы сами егои покрестите. Знаете как? Возьмете святой Крещенской воды и трижды покропитеего со словами: «Крещается раб Божий (имярек) во имя Отца (аминь) и Сына(аминь) и Святого Духа (аминь).

— А имярек —это что? С каким именем-то я его покрещу? Имя-то у него не то что басурманское,а вообще неизвестно какое. Май — вот как его родители назвали.

— А нарекитеего Андреем. Очень он на Андрея похож. Будет он в честь преподобного АндреяКритского. Тоже ведь писатель…

— Так это еголюбимое имя! Его любимый герой — Андрей. Это из его романа. Он себя невольноотождествлял с ним. Он и есть Андрей!

Старецулыбался. Кивал. Вдруг тень пробежала по ее лицу: если она будет сама креститьСтрельбицкого, значит, она будет уже как бы и священница. И если старец Игнатийей предлагает такое, то она, по благословению отца Киприана, должна немедленноотсюда бежать.

— Несмущайтесь, — перебил ее мысли старец, — крестить на смертном одре может ипростой мирянин. Это — единственное таинство, которое в трагической ситуацииему можно беспрепятственно совершать.

Она судивлением воззрилась на него и засмеялась: если старец умеет читать все, что происходиту человека внутри, зачем тогда его о чем-то спрашивать, можно просто сидетьвозле него и молчать. И все-таки спросила:

— А вдругпока я здесь молюсь, эта разлучница проникнет в дом и наколдует там?

— Непроникнет! Не наколдует, — спокойно отвечал старец.

— Ну или онуедет к ней, воспользовавшись тем, что меня нет в Москве….

— Не уедет! —тянул он.

— Или увезетее в путешествие…

— Не увезет,— терпеливо возражал отец Игнатий.

— Нет, япросто уверена, он обязательно извлечет выгоду из моего отъезда. Пока я тутразъезжаю по монастырям, он…

— Неизвлечет! Господь ему не позволит.

Она хотелабыло заметить, что Господь много чего уже ему напозволял, но старец так мирно икротко ей отвечал, что она решила положиться на его слова. Будь что будет.

Вернувшись,она нашла Стрельбицкого в отчаянном состоянии: четыре колеса его машины былипроколоты неизвестными в ночь нашего отъезда, а сам Стрельбицкий (для подтвержденияслов отца Игнатия) был прикован к постели, и вот по какой безумной причине. Оннатер на ступне мозоль и почему-то ему казалось, что она немедленно сойдет,если он приложит к ней ватку, смоченную уксусом, но вместо уксуса он (очевиднотоже — для вящей надежности уверений старца) прилепил к ней пластырем вату суксусной эссенцией и тем самым сжег себе всю подошву. Целый месяц после этогоон не мог обуть ботинок и еле-еле передвигался по дому, хромая. Этого срокавполне хватило, чтобы его возлюбленная закрутила роман с молодым человеком,сыном какой-то знаменитости, и зачала от него ребенка, которого было ипопыталась потом «списать» на Стрельбицкого. Но сроки не совпадали.Стрельбицкий стал для нее абсолютно недоступен: Анна не подзывала его к телефонуи проверяла почту. Натыкаясь на письма соперницы, тут же выкидывала их вмусоропровод. И все кончилось миром и благоденствием. Уксус старца оказалсяпосильнее приворота черной волшебницы.

Но креститьсяСтрельбицкий по-прежнему не желал…

Теперь надачу он ездил крайне редко и неохотно, а целыми днями, потухший и бледный,лежал у себя в кабинете на диване и смотрел телевизор.

Анна пришлако мне и расплакалась:

— Понимаешь,он же беспомощный, болезненный, жизнь в нем с каждым днем убывает. А креститьсяне хочет! Упирается. Я ему говорю: «Вот что-нибудь с тобой случится, и мы стобой в разных сферах окажемся. Потому что я крещеная, а ты — нет. И венчатьсяпоэтому мы с тобой не можем. И на том свете точно окажемся врозь». Он подумал иговорит: «Ну ладно, покреститься я покрещусь, только не в церкви. Знаешь, какмне все это претит — крашеные яички, бумажные цветочки, рушнички… Вся этастарушечья бутафория… Мутит меня от нее. Тошно. Не хочу я этого пафоса, всейэтой пышности, золота, церемоний… Так и быть, покрещусь дома. Зови попа». Я емуговорю: «Стрельбицкий, какие бумажные цветочки, какие рушнички… О чем ты?» Аон: «И не уговаривай! И вообще — этот церковный запах, туман, бабки в шушунах…Дядьки с фанатичным блеском в глазах…» Короче — ни в какую. Ну я пошла ксвященнику и попросила покрестить его дома. А тот как услышал, что мой муж неможет в церковь даже войти, отказался. «Нет, — говорит, — он же должен во времятаинства читать Символ веры. Как же он сможет произнести: Верую во Едину СвятуюСоборную и Апостольскую Церковь, если он в нее не только не верует, но и непереносит ее на дух? Нет, раз он в церковь еще не может войти, то он поканедостоин святого крещения». И вот мне надо теперь найти такого священника,который бы вошел в мое положение и закрыл глаза на это обстоятельство. Чтобыпопросту пришел и — р-раз — окрестил моего Стрельбицкого. А потом бы насобвенчал…

— Так где жты найдешь такого? — удивилась я.

Но Аннасказала:

— Весь православныймир переверну, а найду!

И сверкнулаглазами. И что — ведь нашла!.. Она прознала, что есть один такой оченьобразованный и прогрессивный священник, который ни на какие условности несмотрит, а относится ко всему очень терпимо и широко.

У ее знакомыхпроизошла трагедия.

Сын —журналист — работал в какой-то суперлиберальной газете, очень престижной,богатой — и повесился. Ну не знаю. Может, помрачение на него нашло… А был оннекрещеным. И мать была в отчаянье. Ни один священник его отпевать не хотел —как, самоубийца да еще некрещеный? А этот, про которого прослышала Анна,подумал, подумал — и согласился. Ничего, говорит, что некрещеный. Мы его заочнопокрестим и заодно сразу же и отпоем. То есть он согласился покрестить мертвогои потом его, самоубийцу, отпеть!

— Так может,раз он такой широкий, — говорила Анна, — он и Стрельбицкого дома покрестит? АСимвол веры я за него скажу. А? Ну в Евангелии же есть случай, когдародственники приносят расслабленного и не могут по причине множества народавойти в дом, где находится Христос, и тогда взбираются на крышу, фактическипроделывают в ней дыру и опускают сквозь него своего расслабленного — лишь бытолько Христос его увидел и исцелил. Так и я. Мой Стрельбицкий — кто как нерасслабленный? И вообще — гугнивый, глухой, слепорожденный, убогий,кровоточивый! Ты пойдешь со мной к этому батюшке договариваться, а? А то меняколотун бьет. Ну хотя бы просто рядом постой! Подруга ты или нет? Или что — мнепросить этого священника, чтобы он покрестил Стребицкого, когда тот уже помрет?