Книга Остров Русь 2, или Принцесса Леокады - Станислав Буркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы случайно в кино не снимались? — спросилон. — У него еще название какое-то дурацкое — «Кин-Дзадзирис», чтоли…
— Нет, — заявил Стас. — Мы в такой лаже неснимаемся. — И вдруг с наездом добавил: — Лучше вы самипризнавайтесь: кто вы-то такой?
— Я-то? Я — Вениамин Перескоков, —представился старый хлыщ. — Не путайте с Перископовым… — добавил онзачем-то. — А почему вы спросили? Вы же знаете, к кому пришли. Это ведь вывчера звонили. Вам Леокадия нужна, так? — В кресле он сидел в тапочках набосу ногу, и в глаза мне бросились покрытые ороговевшими мозолями пятки,которыми он нервно постукивал по полу. — Зачем тогда спрашиваете? —повторил он.
— Это он в том смысле, что вы не обычныйчеловек, — пояснил я. — Вот и спрашивает, кто вы…
— Чем это я необычный? — спросил продюсер,приосанившись.
— Обычные люди теперь кокаин не нюхают, — поясниля.
— О-о! Как обидно ощущать себя обычнымчеловеком, — простонал тот и поскреб смуглую шершавую щеку, показывая вкривой усмешке зубы. — Черт бы его побрал, этот проклятый сахар!
Он резко склонился над стеклянной поверхностью и черезсвернутую в трубочку стодолларовую купюру втянул в ноздрю очередную дорожкубелого порошка.
— Вы хотите сказать, что это не кокаин? — изумилсяя.
— Да какой там, к дьяволу, кокаин! — визгливовыкрикнул продюсер. — Сахарная пудра это, будь она проклята!
— А зачем же вы ее нюхаете? — поразился Стас.
— Так охота же! — объяснил Перескоков. —Привык я! Хоть что-то понюхать! А-а-апчхи! А когда делаешь вид, что торкает, иправда что-то такое чувствуешь…
Уф-ф… Камень с плеч! Значит, все-таки добренький.
— Вот у нас к вам какое дело… — снова попытался яперейти к цели нашего визита, и снова Перескоков перебил меня.
— Знаю я ваше дело! — рявкнул он почтивесело. — А давайте-ка лучше телевизор посмотрим, а?! — Он вытащилиз-под себя пульт и нажатием кнопки превратил примерно четверть зеркальнойстены в экран. Нервно попереключав каналы, он остановился на MTV, где, конечноже, отплясывала его Леокадия — в джинсовых шортиках и с электрогитарой вруках, и увеличил громкость.
Я сразу раскусил, к чему он клонит. Эта сволочь хотела,чтобы мы подобрели!
— Стас, ты понял?! — посмотрел я на брата.
— Понял, Костя, понял, — отозвался тотсурово. — И знаешь что? Кто к нам с мечом пойдет… Давай-ка не будем уэтого гада ни о чем просить. Давай, как в Америке. Поищи-ка тут утюжоккакой-нибудь или плойку. Или еще что-нибудь подходящее… А я его пока посторожу.
Перескоков растерянно поглядывал то на меня, то на Стаса.
— Сделайте музыку погромче, — сказал я, —чтобы криков слышно не было.
— Тут полная звукоизоляция, — машинальнопохвастался продюсер, а потом беспокойно спросил: — А зачем вы хотитекричать?
— Это не мы будем кричать, а вы, — пояснилСтас. — Наверное. Да точно…
— Зачем мне кричать? — ненатурально удивилсяпродюсер. — Если вам самим хочется, то мне не жалко, кричите сколькоугодно. А мне незачем.
— Вот и чудненько, — улыбнулся я продюсеру, аСтасу сказал: — Смотри за ним лучше.
Смежных помещений было несколько — кухня, туалет,ванная, гримерная, спальня… Я перевернул их все, но ничего подходящего ненашел. Разве что миксер? Когда я вернулся, с деловитостью инквизитора закрепляяна агрегате самую страшную насадку, Перескоков наивным голосом обратился комне:
— Странно, что вам не нравится Леокадия. — Онвыключил звук телевизора. — Превосходный, по-моему, проект.
Я молча воткнул миксер в розетку. Неотрывно глядя на него,Перескоков вдруг выкрикнул фальцетом:
— А вам она, собственно, по какому делу?!
Я дважды нажал на кнопочку, отчего кухонный прибор издалдействительно угрожающий звук. Как бензопила, только какая-то портативная иоттого еще более жуткая.
— Пожалуйста, не надо, — вновь кардинально сменилинтонацию продюсер. — Право же, не стоит. Если я в чем-то и виноват, то яисправлюсь. Честное слово, исправлюсь.
— Где Леокадия, сволочь? — спросил Стас, а я ещераз поддал газку: «Вж-ж-ж! Вж-ж-ж!!!», а затем отпустил кнопку.
Воцарилась тишина. Перескоков запахнулся, нахохлился, ставпохожим на воробья, и так, как если бы он спешил в туалет, а кто-то не вовремязадал ему сложный метафизический вопрос, нервно выпалил:
— Не знаю! Не помню!
Тогда я снова нажал на кнопку и, уже не отпуская, медленнодвинулся на продюсера. Перескоков с воплем соскочил с кресла и упал на диван,закрыв руками голову. Ну не мог же я по правде месить человека миксером. Япостоял над ним минуту, потом отпустил кнопку и тихо сказал:
— Вспомнил?
— Да, — ответил он глухо.
Ну, слава богу.
Не веря своей удаче, я приказал:
— Вставай и рассказывай.
Он резко сел и, приняв прежнюю зажатую позу, тяжело вздохнулс видом человека, готового признаваться во всех грехах.
— А можно, я закурю? — попросил он.
— Курение вредит здоровью, — заметил Стас.
— Вы правы, правы, молодой человек. Да, конечно, выправы, — согласился Перескоков. — Я бы и сам не смог.
— Веня, — сказал я дружелюбно, — хватит ужеюлить. Если вы не расскажете нам то, что мы спрашиваем, вполне возможно, черезминуту вы умрете. И, кстати, в муках.
Его взгляд скользнул по миксеру и ушел страдать куда-то внеопределенность.
— Так как нам найти Леокадию? — медленно, какгипнотизер, повторил я. — И кто за ней стоит?
И тут он заплакал. Навзрыд, одновременно с этим чихая:
— А-а-апчхи! Честное слово! Честное слово! А-а-апчхи!..
Мне стало его по-настоящему жалко. Быстрее бы он, что ли,раскололся, да и шел бы с миром.
— Сосредоточьтесь, — сказал я голосом доброгонаставника. — Ну же. Сосредоточьтесь на Леокадии, певичке, которую выведете.
— А вот и неправда! — всхлипнул он. — Чушь выпорете! Вовсе я ее не веду. Я ее и в глаза не видел, только, как и все, мечтаюоб этом! То, что я наплел Хемингуэеву и остальным, то да, наверное, это былонехорошо, зато сильно подняло мой рейтинг. И все-таки это ведь не повод длятого, чтобы убивать человека, правда?
Я еще не совсем поверил ему.
— Ну а если не вы, тогда кто же? — спросил я так,как если бы пожурил за какую-то глупость.
— Не знаю. Клянусь мамой, не знаю! Я целое состояниепотратил, чтобы узнать, но так ничего и не узнал. Тогда я и решил говорить, чтоэто я. Все равно никто этого опровергнуть не сможет.