Книга Золото Хравна - Мария Пастернак

Уже совсем стемнело, хоть глаз выколи, только горящая крыша сенного сарая озаряла сугроб и угол амбара. Странной была эта возня на снегу: вслепую, меж неповоротливыми, одетыми в толстые теплые одежды людьми, — будто дурной сон. Торлейв ощутил резкий удар в бок и ударил сам мечом наугад — неизвестный вскрикнул, отбежал назад во тьму. Тогда Торлейв дал ход Задире, пустил его гулять по кругу. Противники-полуневидимки казались частью окружавшей их слепой темноты. Мечи их звенели, натыкаясь на сталь клинка Задиры, но Торлейв не мог понять, сколько их против него одного.

Но вот уже, летя во весь опор, пронеслись сквозь распахнутые ворота Никулас Грейфи, Эбби и Ялмар, а из дома бежали Кольбейн и Гамли. Поджигатели оставили Торлейва и бросились через заднюю калитку в лес.

Никто их не преследовал. Торлейв выхватил топор из-за пояса и принялся рубить наружные опоры крыши сенного сарая. Гамли подхватил вилы — он сбрасывал с перекрытий на снег горящую солому. Слуги и работники бежали с ведрами, полными воды. Вскоре огонь был побежден.

— Что это было? Где Вильгельмина? — спросил наконец Торлейв, тяжело дыша. Он не мог сказать, вправду ли так темно или это внутренняя тьма застит ему глаза. Пахло паленой шерстью, кровью, гарью.

— Ты цел? — поинтересовался Никулас.

— Кажется, да, — отозвался Торлейв, тронув языком разбитую губу.

Во мраке отдельными кучками на снегу тлели угли. Вышла из дому Ланглив с факелом в руке — пламя озарило ее лицо, край головного покрова. Вильгельмина выбежала следом; волосы рассыпались по ее плечам, свет обратил их пушистый ореол в пламенный нимб.

— Торве, ты здесь? — крикнула она, вглядевшись в темноту.

Он подошел и обнял ее, прижал к себе. Сердце его еще не освободилось от того жаркого страха, что испытал он, пока летел на коне, сражался с поджигателями, гасил крышу, ибо воображение успело нарисовать ему череду страшных картин, героиней которых была она, Вильгельмина.

— Они ворвались в сени, — сказал Гамли. — Я еще не видел, что они натворили тут. Надо принести огня. Женщины заперлись наверху, в ткацкой, а мы с Кольбейном и Стурлой держали оборону в дверях. Хвала Небу, вы успели вовремя. Никто даже не ранен.

— Кажется, я задел кого-то мечом, — проговорил Тор-лейв. — Может, двоих или троих.

Кольбейн подошел сзади с факелом в руке.

— Я тоже. Торлейв! У тебя нож торчит в боку.

Торлейв удивился.

— Кто-то ударил тебя ножом сзади, — объяснил Кольбейн. — Ты ничего не почувствовал?

Торлейв ощупал меховую ольпу, ту, что дала ему Ланг лив. Пальцы наткнулись на костяную рукоять охотничьего ножа.

— На мне столько всего надето. Немудрено, что он увяз: ольпа, куртка, две рубахи.

Кольбейн взял нож из рук Торлейва.

— Это нож Тигги, — сказал он, осмотрев оружие. — Я помню эту раздвоенную рукоять из оленьего рога.

— Пора, пора уже покончить с этим! — раздраженно воскликнул Никулас Грейфи. — Сколько может продолжаться это безумие? Кто они были, Гамли, ты видел их лица?

— Черта лысого я видел. Те двое, что были впереди, прикрывались шарфами и колпаками. Еще и тьма хоть глаз выколи. Стюрмира среди них не было, его я бы и с закрытыми глазами признал. Кольбейн тоже ранил двоих или троих.

— В это же время кто-то на дворе пытался поджечь сенной сарай, чтобы выкурить всех вас из дому! Возможно, Стюрмир был там.

— На дворе было человек пять, — сказал Торлейв.

— И внутри около того, — кивнул Гамли.

— Если это Стюрмир, то откуда у него столько людей? — усомнился Никулас. — Кто-то ему помогает?

— Иметь столько родичей — прямая выгода! — заметил Гамли. — Пойдемте в дом. Думаю, сегодня они уж не вернутся.

В сенях все было вверх дном. Разбросаны ведра и миски, хранившиеся у Ланглив по полкам, опрокинута маслобойка, разлито молоко, оставленное для приготовления скира.

Зажгли свечи. Торлейв пошел в горницу и сел на корточки у очага. Угли почти догорели, но Вильгельмина положила сверху бересты и хвороста.

— Когда же это кончится? — спросил Торлейв, протянув руки к огню. — Я хочу только мира, но меня заставляют воевать. Я так испугался за тебя, когда увидел, что происходит на дворе! Готов был не глядя порешить всех, кто подвернется под клинок.

— Я тоже хочу, чтобы все это кончилось, Торве, — сказала Вильгельмина. Она присела рядом, ткнулась лбом ему в плечо. — Мне кажется, мы должны отсюда уехать, и как можно скорее. Будь Стурла здоров, я не ждала бы ни минуты. Гамли, Ланглив и их дети тоже в опасности из-за нас.

— Я обещал Хокону, сыну Кодрана, что завтра вновь поеду с ним на поиски. — Торлейв задумчиво потрогал разбитую губу большим пальцем. — Но теперь мне страшно оставлять здесь тебя и Стурлу.

— Вряд ли завтра они вновь решатся на такое, — покачала головой Вильгельмина.

— Не решатся! — заявил Гамли, входя в горницу. — Завтра, накануне сочельника, в усадьбу приедут гости. Здесь будет полно народа. Если удастся взять Стюрмира, этой войне настанет конец.

— Дай-то Бог, — вздохнул Торлейв.

Никулас, Кольбейн и Торлейв ночевали в общей горнице на лавках. После ужина, когда все разошлись, Торлейв натянул на ухо край мехового спального мешка и почти уже задремал, когда рядом вдруг послышался голос Никуласа:

— А что, Торлейв, не хочешь ли ты оставить свое ремесло и пойти служить с Гёде в дружину рыцаря Мюнана Бассе? Он был бы рад.

— О нет, благодарю, — удивился Торлейв. — А с чего вы завели об этом речь, Никулас?

— Задел, говоришь, двоих-троих? — усмехнулся Никулас. — А ты, оказывается, крепко рубишь.

— Оставь, Никулас, — тихо проговорил Кольбейн из темноты. — Ты думаешь порадовать его этим? Вряд ли он сочтет это большой своей заслугой.

— По-моему, так или иначе он должен знать.

Торлейв сел.

— Что-то вы оба темните. Что случилось?

— Боюсь, Альготу, сыну Скамкеля, Весельчаку, не бить уж больше из самострела, да и ножи не метать так метко, как бывало.

— Что? — хмурясь на огарок свечи в головах Никуласа, спросил Торлейв.

— Ведь это он носил на правой руке большой серебряный перстень с печатью в виде драконьей головы? Так сказал Стурла.

Торлейв припомнил стол в гостевой горнице на хуторе Еловый Остров и руки Весельчака, непрестанно игравшие с небольшим ножом.

— Так что же? — нетерпеливо спросил он.

— Кольбейн нашел в снегу, там, у сенного сарая, отрубленную кисть, — спокойно сказал Никулас. — На пальце — тот самый перстень. Да что ты вскочил? Спи уже!

Утром хёвдинг Хокон, сын Кодрана, со своим небольшим отрядом заехал на постоялый двор. Торлейв, Никулас и их кони были уже готовы. Гамли, ожидавший сегодня гостей, с завистью смотрел, как седлают лошадей. Вильгельмина тоже была там, она вышла попрощаться с Торлейвом, который был еще мрачнее вчерашнего. Разбитая губа его опухла, и от мороза ее уже начало саднить, да и спал он накануне не очень хорошо и не слишком долго.