Книга Русская басня - Николай Леонидович Степанов

не найдешь себе управы там,

Где делятся они со старшим пополам».

МИРСКАЯ СХОДКА

              Какой порядок ни затей,

Но если он в руках бессовестных людей,

              Они всегда найдут уловку,

Чтоб сделать там, где им захочется, сноровку.

В овечьи старосты у льва просился волк.

              Стараньем кумушки-лисицы

       Словцо о нем замолвлено у львицы.

Но так как о волках худой на свете толк,

И не сказали бы, что смотрит лев на лицы,

       То велено звериный весь народ

                     Созвать на общий сход

              И расспросить того, другого,

Что в волке доброго он знает иль худого.

Исполнен и приказ: все звери созваны.

На сходке голоса чин чином собраны:

              Но против волка нет ни слова,

       И волка велено в овчарню посадить.

              Да что же овцы говорили?

       На сходке ведь они уж, верно, были? —

       Вот то-то нет! Овец-то и забыли!

       А их-то бы всего нужней спросить.

ДЕМЬЯНОВА УХА

              «Соседушка, мой свет!

              Пожалуйста, покушай».

«Соседушка, я сыт по горло».— «Нужды нет,

              Еще тарелочку; послушай:

      Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!»

«Я три тарелки съел».— «И полно, что за счеты;

              Лишь стало бы охоты,

      А то во здравье: ешь до дна!

      Чтó за уха! Да как жирна:

Как будто янтарем подернулась она.

      Потешь же, миленький дружочек!

Вот лещик, потроха, вот стерляди кусочек!

Еще хоть ложечку! Да кланяйся, жена!»—

Так потчевал сосед Демьян соседа Фоку

И не давал ему ни отдыху, ни сроку;

А с Фоки уж давно катился градом пот.

      Однако же еще тарелку он берет,

              Сбирается с последней силой

И — очищает всю. «Вот друга я люблю!—

Вскричал Демьян.— Зато уж чванных не терплю.

Ну, скушай же еще тарелочку, мой милый!»

              Тут бедный Фока мой

Как ни любил уху, но от беды такой,

                   Схватя в охапку

                   Кушак и шапку,

              Скорей без памяти домой —

      И с той поры к Демьяну ни ногой.

Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь;

Но если помолчать вовремя не умеешь

      И ближнего ушей ты не жалеешь,

То ведай, что твои и проза и стихи

Тошнее будут всем Демьяновой ухи.

МЫШЬ И КРЫСА

«Соседка, слышала ль ты добрую молву?—

      Вбежавши, Крысе Мышь сказала,—

Ведь кошка, говорят, попалась в когти льву?

          Вот отдохнуть и нам пора настала!»

             «Не радуйся, мой свет,—

      Ей Крыса говорит в ответ,—

      И не надейся по-пустому!

      Коль до когтей у них дойдет,

      То, верно, льву не быть живому:

      Сильнее кошки зверя нет!»

Я сколько раз видал, приметьте это сами:

      Когда боится трус кого,

      То думает, что на того

      Весь свет глядит его глазами.

ЧИЖ И ГОЛУБЬ

   Чижа захлопнула злодейка-западня:

   Бедняжка в ней и рвался и метался,

А Голубь молодой над ним же издевался.

«Не стыдно ль,— говорит,— средь бела дня

                   Попался!

             Не провели бы так меня:

             За это я ручаюсь смело».

Ан, смотришь, тут же сам запутался в силок.

                    И дело!

Вперед чужой беде не смейся, Голубок.

МЕДВЕДЬ У ПЧЕЛ

           Когда-то, о весне, зверями

В надсмотрщики Медведь был выбран над ульями,

Хоть можно б выбрать тут другого поверней,

           Затем что к меду Мишка падок,

               Так не было б оглядок;

      Да спрашивай ты толку у зверей!

               Кто к ульям ни просился,

           С отказом отпустили всех,

                       И, как на смех,

               Тут Мишка очутился.

                        Ан вышел грех:

Мой Мишка потаскал весь мед в свою берлогу.

           Узнали, подняли тревогу,

           По форме нарядили суд,

               Отставку Мишке дали

                      И приказали,

Чтоб зиму пролежал в берлоге старый плут.

           Решили, справили, скрепили;

           Но меду все не воротили.

      А Мишенька и ухом не ведет:

Со светом Мишка распрощался,

           В берлогу теплую забрался,

           И лапу с медом там сосет,

           Да у моря погоды ждет.

ЗЕРКАЛО И ОБЕЗЬЯНА

Мартышка, в Зеркале увидя образ свой,

      Тихохонько Медведя толк ногой:

      «Смотри-ка, говорит, кум милый мой!

              Что это там за рожа?

      Какие у нее ужимки и прыжки!

         Я удавилась бы с тоски,

Когда бы на нее хоть чуть была похожа.

              А ведь, признайся, есть

Из кумушек моих таких кривляк пять-шесть:

Я даже их могу по пальцам перечесть».—

      «Чем кумушек считать трудиться,

Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?»—

              Ей Мишка отвечал.

Но Мишенькин совет лишь попусту пропал.

              Таких примеров много в мире:

Не любит узнавать никто себя в сатире.

              Я даже видел то вчера:

Что Климыч на руку нечист, все это знают;

              Про взятки Климычу читают,

А он украдкою кивает на Петра.

КРЕСТЬЯНИН И СМЕРТЬ

Набрав валежнику порой холодной, зимной,

Старик, иссохший весь от нужды и трудов,

Тащился медленно к своей лачужке дымной,

Кряхтя и охая под тяжкой