Книга Стены молчания - Филип Джолович

Хотя нижняя рама располагалась менее чем в трех футах от земли, когда я влезал в темную комнату, мои раны открылись и начали жутко болеть.

Я отодвинул занавеску и наступил на подоконник. Мое сердце бешено колотилось, боль пульсировала в унисон с сердцем. Я очень медленно и глубоко вздохнул. Запах туалетной воды, пота, ладана и, может, травки.

В комнате было тихо, но у меня не было впечатления, что она была пуста. Где-то слева от меня послышался стон, за ним последовала серия коротких вздохов. У меня зашевелились волосы на голове. Я никогда не чувствовал такого раньше.

Было мало света, поэтому я сразу не увидел кровать. Дверь была приоткрыта, и я увидел на полу блеск кафельной плитки. Ванная комната. Постепенно начали вырисовываться очертания туалетного столика, на меня смотрело отражение окна, через которое я только что влез, в огромном овальном зеркале на столике.

Внезапно я почувствовал что-то под ногами. Диванная подушка? Я замер и дал сердцу немного успокоиться, затем двинул ногу чуть дальше, ощупывая местность. Это было похоже на прохождение минного поля.

Это была не подушка, что-то слишком большое.

Когда моя нога наткнулась на какой-то большой объект, я услышал стон, доносившийся с пола. Я поднял молоток, затем осознал, обо что в порыве паники я споткнулся. Софа. Конечно. Карлштайн был не из тех людей, которые станут покупать кровать со столбиками и ортопедический матрас.

Я замер, ожидая, что стон перерастет во что-то более значительное. Но тело было вялым, скрючилось подо мной, затем потянулось и опять уснуло. Я свободно держал молоток у бока. Я вообще не был уверен, зачем я взял его с собой.

Мое сердце колотилось как бешеное, как часы, которые тикали против меня. Но мое тело было неподвижно.

Я осторожно нагнулся. Теперь я слышал короткие, хриплые вздохи, едва различимые из-за шума океана. Что-то не сходилось. Я прислушался. Было слишком много вздохов. Некоторые были скрипучие, другие щелкали.

Я вытянул руку и дотронулся до кожи. Лицо — мягкое, безволосое, но холодное и липкое. Мне показалось, что под стеганым одеялом лежал не один, а несколько человек.

Я встал и прикусил губу, когда почувствовал, что рана на моем бедре опять начала кровоточить.

Отойдя назад, я попытался рассмотреть интерьер, прежде чем двигаться в другой конец комнаты. Я прощупал каждый дюйм пола передо мной носком ботинка. Тел больше не было видно. Я посмотрел на часы, но циферблата не разглядел. Мне казалось, что я находился в этой комнате целую вечность.

Я нашел дверь и перешел в коридор, в котором было не намного светлее, чем в комнате, но света было достаточно, чтобы увидеть часы. Я был в спальне пятнадцать минут.

Слева от меня была арка, позади которой я увидел огромное открытое пространство, возможно, гостиную. Справа от меня было еще три двери.

Первая дверь — еще одна ванная комната.

Вторая — еще одна спальня. Шторы были отодвинуты, и было достаточно света, чтобы я увидел кровать — заправленную и пустую.

Третья дверь. В этой комнате было темно. Шторы были задернуты. Снова почувствовался запах ладана и травки, но никакого запаха спальни, здесь было более пусто, и атмосфера была деловая. Я поколебался и затем включил свет.

Кабинет.

Если картины у Бабы Мамы были красочными, то в этой галерее вокруг стены было буйство красок. Неулыбающиеся лица пристально смотрели из переплетенных тел в каждом возможном изгибе союза двух тел. Исступление достигалось более через цвет, чем через выражение. Золотые, голубые, красные люди танцевали в экстазе вокруг актеров и актрис в этом прекрасно нарисованном цветовом шоу, и одеяния растворялись на заднем плане, в то время как гениталии были выставлены напоказ: розовые, дерзкие, пышные.

Я наконец отвел глаза от стены к аккуратному столу без ящиков. Он был современным и выглядел чужим в этой обстановке. Монитор компьютера и клавиатура располагались в его центре, дисковод был на полу, рядом с лазерным принтером. Больше ничего не было. Ни книг, ни бумаг, ни шкафов, ни корзинки с конфетами для любопытных взломщиков.

Один щелчок по пробелу на клавиатуре — и скринсейвер тут же улетучился и монитор ожил.

Двадцать пять минут. Осталось еще тридцать пять.

Я взглянул на папки с документами. Их было еще много и все — под паролем. Есть лишь одно слово, которое будет сумасшедшей догадкой.

Я напечатал — «Близнецы».

Неверный пароль. Я посмотрел на стену, за подсказками. Если пароль был не «член в каждой дырке», тогда я не знал, что еще могло подойти.

Не было смысла торчать здесь в надежде, что слово внезапно придет мне в голову.

Может, «Близнецы» и было паролем, но не для папки с документами.

Я переключился на последнюю Интернет-страницу, просмотренную Карлштайном, но не стал выходить в Интернет. Я щелкнул на почтовый ящик — как флаг, вылетело меню отправленных и сохраненных электронных писем. Я попытался открыть сохраненные письма.

Надо ввести пароль. Я напечатал: «Близнецы».

Неверный пароль.

Думать, думать, как в кроссворде.

Хавала.

Неверный пароль.

Бадла.

Черт, черт, черт.

Мне надо было время, куча времени. Это, еще кресло, джин с тоником, может быть, еще CD-плеер на заднем фоне.

Ты никогда не догадаешься, придурок.

А как насчет Башен Молчания? Нет: это должно быть одно слово, короткое, содержательное.

Что-нибудь связанное с Башнями?

Имя, пришедшее с голландских Антилл, от Полы. Имя было названием места.

Дакма.

Неверный пароль.

Сдаюсь.

Черт тебя подери. Там же была буква «X» в Дакхма. Пола четко произносила это по буквам, помнишь?

Дакхма.

Десять писем. Конрад не хранил особо много писем в почтовой программе, они были посланы лишь день или два назад.

Я взглянул на часы. Время почти все утекло, как песок из песочных часов.

Я открыл первое письмо. Заголовок от человека по имени Рам Нариан, направленное в Дурга Дасс. Все письмо почти полностью состояло из цифр, там было несколько страниц. Так же, как электронная почта от «Гакстейбл» в офисе Аскари.

Я распечатал его.

К следующему письму. На этот раз Джовар Сингх. Больше цифр. Еще больше бумаги вылезло из принтера.

Третье было высококлассному поставщику восточной эротики из Мюнхена. Все слова — некоторые несколько отдаленно обозначенные, но не было никаких цифр.

Казалось, что курсор был вялый, двигался как в замедленной съемке. Принтер не работал ни со скоростью света, ни со скоростью звука. Время улетучивалось, все остальное было лишь чертовой тратой времени.