Книга Ветер с севера - Симона Вилар

– Это не совсем так. Освященное умерщвление человека на алтаре – это акт величайшего почитания богов. Посредством жертвоприношения мы обеспечивали хороший урожай, удачу в хозяйстве и охоте, рождение здоровых детей. К тому же в жертву обычно приносят человека, обвиненного в чем-либо и заслуживающего суровой кары. Самое страшное из обвинений – святотатство. Ведь и христиане казнят своих преступников, но только мы извлекаем из этого пользу, отдавая жертву богам. Не стану лгать, бывают случаи, когда на алтарь восходят и невиновные. Если требуется немедленно принести жертву, как того требует древний обряд, – мы никогда не отступаем. Впрочем, чаще всего обряд совершается символически, и мы лишь проливаем несколько капель крови на алтарь.

– О, сатана! – прошептала Эмма. – Как, должно быть, радуется нечистый мраку, в котором пребывают ваши души.

Друид как бы не слышал ее слов.

– И все же несколько раз в году, в дни великих празднеств, особенно в годину тяжелых испытаний, человеческая жертва просто необходима. Как иначе заглянуть в грядущее? Лишь кровь на алтаре и содрогание тела скажут правду. А в пору моровых поветрий поедание жертвенного мяса является в высшей степени целительным и ограждающим от злой немочи.

Эмма застыла, не донеся до рта куска жаркого. Ролло тоже невольно помедлил, пристально разглядывая пищу.

– Мы также приносили человеческие жертвы, однако лишь в дни величайших бедствий и недорода. Питаться человечиной – удел троллей. Однако все это было очень давно, и лишь предания, которые поют скальды, помнят, как викинги топили в море своих вождей, если те не выполняли взятые на себя обязательства, отдавая их богам. Но если правитель изменял своему долгу, обрекая народ на бедствия, – он и не достоин ничего иного, как отправиться прямиком в Хель. Теперь же великий Один получает свою долю, когда его воины разят противников в битве.

Эмма перевела взгляд с Ролло на друида.

– Оба вы проклятые навеки язычники, почитающие лишь силу и жестокость. Вам не понять, что оба вы заблудились и оказались в сетях тьмы. И если вы не признаете истинного Бога, не покаетесь и не искупите добром то зло, какое принесли в мир, – гореть вам в геенне огненной!

– Разве друиды своими обрядами причиняли зло людям? Они молили за них богов, лечили их, познавали мир и таинства природы, чтобы помочь своему темному народу.

– И волокли жертвы на алтари! – вскипятилась девушка.

Мервин лишь усмехнулся.

– Не стоит пугаться того, что на вид неприятно. Зачастую оно несет в себе добро. Я слыхал, что в древности в Бретани, когда избирался король, существовал такой обряд: тот, кого выбрали, могучий вождь, при всем народе оплодотворял белую лошадь, которую затем убивали, варили в освященном котле, когда же варево остывало, вновь избранный правитель в нем купался, а затем устраивалось пиршество, и он сам вместе с народом поедал мясо кобылицы. Сейчас это может показаться варварством, но смею заверить, именно тогда бретонцы были знамениты силой, оставались свободными и умели отстоять свою землю от врагов.

Ролло поперхнулся и захохотал.

– Вот было бы забавно понаблюдать за таким обрядом!

Эмма в ужасе прошептала:

– Хвала Создателю, что эти времена канули в вечность и нам ниспослан свет…

Друид внимательно посмотрел на нее.

– Я вовсе не восхваляю этот обычай. Но иной раз путь к возвышенному лежит через низменное. Разве отцы-отшельники не напоминают друидов? Однако при этом мы лечим народ свой, блюдем телесную чистоту, а не обрастаем паршой и коростой, как ваши мученики веры, умерщвляющие плоть, чтобы угодить Христу.

– Молчи, язычник. Что можешь знать ты о моей вере! Возможно, некоторые из отшельников и невежественны, но, умерщвляя тело и отказывая себе во всем, они возносят чистую молитву за тех, кто забывает, живя в миру, что и для них настанет время ощутить всю тяжесть греха. Они спасают мир, беря на себя его скверну перед лицом Господа.

Мервин аккуратно вытер нож о лепешку.

– Отчего же? В нашей религии есть сходство с вашей. Мы так же почитаем святой крест, как символ высшего божества. У нас, как и у вас, крепка вера в спасение души. По-нашему, творение состоит из трех миров: верхнего, где преобладает счастье, – вашего рая, низшего, мира наказания, – ада и среднего – мира людей. Вы, однако, не верите в то, что душа способна менять оболочки, переселяться из одного тела в другое. По-нашему же, смерть – это не конец пути, а лишь его середина, момент перевоплощения души для новой жизни.

– Душа человеческая едина! – воскликнула Эмма. – Она не блуждает из тела в тело, как ополоумевший пьяница по харчевням. И только однажды ей дается такое испытание, как жизнь, только единожды она может проявить себя. Поэтому так велика ответственность за все то добро и зло, какое совершает человек. Но в основе моей веры, даже для закоренелого грешника, лежит надежда, дарованная Спасителем. Это покаяние, угодное Богу. Ибо самый страшный грех – оставаться во тьме, как вы, язычники, сгибаясь под бременем греха и не видя стоящего рядом Христа…

Ее прервал звучный зевок Ролло. Викинг сонно глядел на обоих.

– Я же говорил тебе, Мервин, что эта рыжая аббатисса с грудью валькирии горло перегрызет за свою веру.

Друид лишь усмехнулся. Эмма же пламенела гневом.

– Все это лишь слова, – спустя некоторое время заметил Мервин. – Я помню, когда-то и я был крещен и ходил к причастию.

– Ты? – поразилась Эмма.

Друид продолжал:

– Я верил в то, чему меня учили. Но со временем я многое понял, потому и ушел в леса. Ибо друиды сохранили свою веру в чистоте с древнейших времен, а те, кто прикрывался именем Христа, оказались продажны и ничтожны. Они проклинали бретонцев за преданность старой вере, попирали их богов, на деле же сердились из-за того, что приношения, которые нес народ, стекались в лес, а не в храмовые кладовые и обители отшельников. Однако простые люди продолжали украдкой посещать святилища старых богов. Когда же в наш край пришла беда и мор сотнями пожирал бретонцев, священнослужители попросту запирали перед несчастными ворота аббатств. Я помню страшный голод, продлившийся несколько лет, когда люди привыкли есть кору деревьев, подбирать падаль, питались мясом волков и собак, а их пастыри отведывали медовые напитки в своих убежищах, рыбу и овсяные лепешки. Но и это не самое худшее. Из-за моря, из северных туманов к нам явились норманны и прокатились по Бретани, как саранча, сжигая и грабя все, до чего дотягивалась их рука. Они убили наших воинов, полонили женщин и детей. И монахи, те, кто должен был стать опорой людям, их покровом и надеждой, бросили свою паству и ушли, как голодные волки, из опустевших селений. Аббаты, епископы, клирики, монахи – все они покинули Бретань, увозя с собой церковные сокровища и даже мощи святых. Что оставалось делать тем, кто остался? Что худого в том, что люди после этого вновь обратились к старым богам своей земли? Друиды могли помочь, – и вновь запылали жертвенники в наших священных рощах.