Книга Эдинбург. История города - Майкл Фрай

Местные виги, которыми предводительствовал Джеффри, беззастенчиво восхищались Англией, каковая в их глазах была родиной свободы с тех самых времен, как свершилась Славная революция 1688 года. Кокберн, похоже, был всерьез убежден, что Шотландией должны управлять англичане. Теперь его радовала перспектива того, что будет положен конец «ужасной системе управления ремесленниками-шотландцами», и он сказал Джеффри, что «чем большее сближение мы можем предложить Англии, тем лучше». Поэтому во времена избирательной реформы 1832 года лорд-адвокат воспользовался представившейся возможностью и, сделав страну испытательной площадкой реформ, начал избавляться от неприглядного наследия старой Шотландии и внедрять в стране предложенную Англией модель современности. Затем, впервые в истории создав в Шотландии массовый электорат, он решил, что сделал уже достаточно. Растратив энтузиазм, он не задержался на должности, а выдвинул себя в судейскую коллегию, где и заседал, почтенный и опытный, до самой смерти в 1850 году.[314]

К тому времени Джеффри и его коллеги-обозреватели могли быть довольны собой. Подражание есть наиболее искренняя форма лести, а их детище было столь успешным, что вслед за ним стали появляться десятки других периодических изданий, в Шотландии, Англии, Европе и Америке, и у каждого были свои мнения и свои особенности. В викторианскую эпоху журналы стали форумами, где общество в целом стремилось разобраться в волнующих его вопросах, — не только в культурных, но также в политических и экономических. Значимым шагом по направлению к этой важной роли для журнала стала серия философских статей Гамильтона для «Эдинбургского обозрения», публиковавшаяся в течение четырех лет с 1829 года. Гамильтон, давший определенно новые формулировки шотландской мысли и связав ее с немецкой философией, встал во главе просвещенной Шотландии сразу же после смерти Скотта.

* * *

Скотт умер в 1832 году, когда, благодаря реформе, власть перешла от тори к вигам. Но тори ни на мгновение не прекращали борьбы, и одной из их боевых уловок стало появление собственного журнала — «Блэквудс Эдинбург мэгэзин», основанного в 1817 году издателем-предпринимателем Уильямом Блэквудом. В качестве редакторов он выбрал Джона Уилсона и Джона Гибсона Локхарта, которые сокращенно называли журнал «Мэга».

Уилсон был крупным, крепким мужчиной, интеллектуалом, не чуждым клубного времяпрепровождения, щедрым, но прихотливым — противоречивый характер. Он родился в Пейсли, в семье богатого промышленника, и также завершил свое образование в Оксфорде. После этого он отправился в Уэстморленд, где водил дружбу с поэтами «озерной школы» и писал стихи сам. Банкротство отца заставило его вернуться в Эдинбург, где он надеялся вернуть себе состояние работой в суде, но это так и не удалось. Таким образом, у него имелось время для общения с многочисленными друзьями и возможность заниматься журналистикой, что он и делал весьма активно, под псевдонимом Кристофер Норт. Он отказался от свойственного вигам пристрастия к правильному английскому в большей степени, чем все авторы, публиковавшиеся в его журнале. Свои произведения он писал на живом шотландском диалекте, поспешно и язвительно, причем все это шло им только на пользу. В том же состояли его заслуги, признанные затем кафедрой нравственной философии в Эдинбурге.

Локхарт принес «Мэга» ценные для журнала связи. Он женился на дочери Скотта Софии, а впоследствии стал его биографом. Он был чрезвычайно предан этому великому человеку; некоторым кажется весьма уместным, что похоронен он в аббатстве Драйбург, у ног сэра Вальтера. «Блэквуде» стремился отразить причудливую старую Шотландию, а не яркую новую. Локхарт терпеть не мог вигов. Он полагал, что их оскорбительный образ мысли вырос из «диеты легкомыслия и саркастического безразличия», которую они впитали в эпоху высокого Просвещения. Он критиковал Юма, говоря, что бесчувственность последнего «действовала подобно ужасному рычагу, сбросившему его с тех вершин признания, на которые подняла самобытность его мысли». Возглавляемое им интеллектуальное движение не могло породить и не породило сколько-нибудь ценной художественной литературы. Локхарт сделал о корифеях этого направления следующий вывод: «Их изыскания в сфере нравственности должны были стать движущей силой для оригинальных теорий, не связанных с чувствами. Вследствие этого даже там они опирались лишь на ум нашего народа, а не на его душевные особенности». В результате этого они оказались непатриотичны. А наследником Юма был Джеффри (в этом суждении Джеффри значительно переоценили).[315]

В качестве передовой статьи «Мэга» публиковал «Амброзианские ночи», анонимные сатирические произведения, написанные Уилсоном и Локхартом, которые обрушивали язвительное остроумие на самодовольных вигов и прочих комичных персонажей. Каждая сатира носила форму вымышленной беседы (основанной, несомненно, на беседах реальных) между авторами журнала «Блэквуде» в их любимом питейном заведении, «Таверне Амброза» на Пикарди-плейс. Беседы эти были смешными, колоритными и колкими, касались самых разных людей, событий и книг и не чурались ни добродушных насмешек, ни сплетен и клеветы.

* * *

Основным действующим лицом «Ночей» был легко узнаваемый персонаж, названный Эттриком Шепардом; в жизни его звали Джеймс Хогг. Выросший в бедноте в Пограничье, он некогда был неграмотен, но уже взрослым попробовал себя в разных областях литературной деятельности. К тому времени, как попал в «Блэквуде», где стал помощником редактора, он был уже знаменитостью. По этому поводу у него были смешанные чувства. Вскоре он испытывал не только радость от того, что попал в круг избранных, но и неловкость от того, как проказничали члены этого круга. Но хотя их нападки на вигов вполне справедливы, портрет самого Хогга в «Ночах» ему вовсе не льстил. Локхарт и Уилсон обращались с ним с таким покровительствующим снобизмом, который в наши дни показался бы возмутительным, но молодым людям их сословия все это представлялось совершенно нормальным. Хогг возмущенно рассказывал Скотту: «Я не пьяница, не идиот и не чудовище». Он не отчаивался из-за насмешек, но все же из-за них к нему, и в его времена и много позже, отношение было не настолько серьезным, как он того заслуживал.[316]

Скотт написал замечательный роман об Эдинбурге; Хогг написал еще более выдающийся, «Мемуары и признания раскаявшегося грешника» (1824). За пределами города и страны книга остается малоизвестной, и все же это один из лучших шотландских романов, построенный чрезвычайно изящно.

«Мемуары» недооценили еще во времена их публикации. С одной стороны, они оскорбляли утонченные вкусы современного высшего общества своим местным колоритом. С другой стороны, постоянные сомнения, высказываемые автором в адрес пресвитерианства, в глазах верующих делали его спорщиком-безбожником. И то и другое вместе привело к тому, что книга оказалась забыта почти на столетие. Затем, в 1947 году, вышло новое издание, с хвалебным предисловием французского писателя Андре Жида. Почти ничего не зная о Хогге, а также о шотландской истории и литературе, Жид подошел к этому произведению непредвзято. И прочел книгу, «с каждой страницей испытывая все большее потрясение и восхищение… Насколько я помню, мне уже очень давно не случалось быть настолько захваченным какой-либо книгой, испытывать от нее такие сладостные мучения». Более поздние критики согласились с ним. Теперь готические ужасы, безжалостная сатира на религиозную нетерпимость и лицемерие, анатомический разбор тоталитарного менталитета, откровенное изображение преступности и проституции, пристальный анализ психических расстройств и шизофрении получили всеобщее признание. Это произведение, богатое не только содержанием, но и формой, которой свойственны отзвуки романтической поэзии, а также такой литературный прием, как призрачные двойники доппельгангеры, смесь трагедии с комедией через иронию, символизм и игру слов.[317]